Все хорошее когда-нибудь кончается. Кончился и его царский отдых. Кроме того следовало соблюдать правила приличия. Он поцеловал фрейлину в нос и с неохотой сказал: — Собирайтесь мадам. Алина надела панталоны. Георгий помог ей застегнуть платье и блузку. Нижнюю юбку, корсет и лиф решили не надевать. И без того достаточно респектабельно, чтобы тихонько пробежать по саду до кареты. Он долго смотрел на нее, словно пытался навсегда запомнить эту картину. — Ты выглядишь очень довольной. Наконец вынес он решение. Та в ответ скромно сделала книксен. По той самой потайной лестнице они спустились на первый этаж, где их уже ожидали Лакей с вензелями Марии Федоровны, одетый в парчовую ливрею с золочеными пуговицами встретил их переминаясь с ноги на ногу. Молча и ничем не выдав своих мыслей он проводил фрейлину к карете, что осталась за Почетными воротами, на козлах которой восседал кучер, ожидая команды тронуться в путь.
Напоследок она вдруг подбежала к нему и тихо спросила:
— Я еще увижу вас?
— Всё может быть…
Вскоре карета с прелестной m-l Aline уже въезжала на песчаную дорожку, что вела в сторону Петергофа…
* * *
По дороге в Гатчину он дремал — вспоминая девушку и ее предшественниц…
Смотрел он на это философски — известно всякому что в состоятельных семьях когда сын достигает определенного возраста разумная мать подбирает хорошенькую, чистую и понимающую что к чему горничную… А что — французский или английским манир когда папаша сам ведет подросшего сына в бордель — лучше? (Обыкновение, все больше перенимаемое нашими разночинцами).
Но эта Алина все же хороша! Сочетание робости и огня восхитительно! Не девица — так среди этих фрейлин и нет девиц… А в прошлый раз была Ольга. Оля фон Мес — баронесса фон Мес — чей муж наделал долгов да и сбежал… Очаровательная золотоволосая остзейская немка в стиле вагнеровской Брунгильды. А до нее Мария Валецкая — дочь польского графа и французской танцовщицы — лицо ее, с розовыми губами, прелестно-невинно очерченными, и темно-золотыми глазами так многозначительно смотрящими из-под длинных опущенных ресниц…
И лишь войдя в свои гатчинские покои и приготовившись лечь на кушетку подремать — вдруг замер как громом пораженный.
…Когда не так давно в Петербурге торжественно открывали памятник принцу Ольденбургу — перед главным фасадом Мариинской больницы — он посетив данное торжество даже произнес краткую речь о пользе медицины и заботе о народном здравии.
И пока он скучал глядя на то как управляющий Собственной Его Императорского Величества (то есть его) канцелярией по учреждениям императрицы Марии — он же товарищ министра внутренних дел Дурново- снимает покрывало неподалеку от него какой то маститый доктор с раздвоенной бородой и в золотом пенсне (из тех что берут за визит не менее двухсот рублей) беседовал с коллегой на профессиональные темы. И речь шла ни о чем ином как о венерических болезнях. С присущим людям сей профессии цинизмом (а как иначе — люди со смертью дело имеют — а данная особа поважнее любого царя будет) он излагал подробности