— Ну пусти же!
— Отказываешься от своих слов?
— От каких?
— Что больше дружить не будешь.
— Как же я могу отказаться, когда ты так глупо ведешь себя?
Он неожиданно отпустил ее, как будто вдруг забыл о ней, и, присев на корточки, начал что-то внимательно рассматривать.
— Гляди, ведь это медведка.
— Да ну тебя! — Тоня сердито растирала покрасневшие около кистей руки.
— Слышишь, чирикает?
Она невольно прислушалась. И правда, это было нечто среднее между чириканьем воробья и стрекотаньем кузнечика. Она нагнулась, заинтересованная. Толстенькое бархатистое серо-бурое существо в полпальца длиной поводило усиками, таращило выпуклые глазки и со всем усердием трещало короткими жесткими надкрыльями.
— Медведка, — уже совершенно уверенно сказал Шура. — Смотри, испугалась, уходит.
Существо юркнуло в небольшое отверстие, видимо им же проделанное, и начало выбрасывать оттуда горсточки земли.
— Видишь, роет ходы, точно крот, — радостно смеялся Шура. — Ты обрати внимание: ножки, крылья, усики, щупальцы. И все точно прилажено, будто в хорошей машине. Замечательная штука! Эта медведка вредная тварь. В лесу ничего, пускай живет, а в огородах уничтожать надо, не то все сожрет. Знаешь, я иногда думаю, не пойти ли мне по биологии. Естественные науки тоже до черта занятная вещь. Если делать научные открытия… Только это долго. Пока одно открытие сделаешь, можно столько наизобретать. Нет, техника интереснее. Точность, математика и фантазия. Чудесно! Как ты думаешь, Тоня? — Вдруг, что-то вспомнив, он круто повернулся к ней и, встретив ее оживленные сочувствующие глаза, схватил ее за плечи, — Не сердишься?
— Ну как на тебя сердиться, негодный мальчишка!
— Не сердится! Не сердится! — твердил Шура нараспев и, подхватив ее на руки, закружился с ней на одном месте.
— Опять начинаешь! Пусти же! — отбивалась Тоня.
Второй день в Песковатском дул резкий северо-восточный ветер. Ветви старой березы, на которой была укреплена антенна, подломились у самой верхушки. В дедушкиной хате, где Шура с отцом, матерью и Витей теперь обыкновенно проводили лето, радиоприемник молчал с утра. Усевшись верхом на тонком раскачивающемся суку, Шура долго возился с антенной. Когда он окончил починку, вся семья сидела уже за обедом. От котла с картофелем поднимался пар.
— Скорее, а то простынет, — сказала мать, накладывая ему полную миску.
— Погоди, дай проверить. — Он включил вилку. Радиоприемник захрипел, как простуженный человек. И вдруг сквозь глухие нечленораздельные звуки прорвались отчетливые слова: «…без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы и подвергли…»