— И чаю не дали выпить, — пожаловался он, — а самовар остыл.
— В печке есть кипяток, — сказала Тоня. — Налить?
— Налей, пожалуйста.
Он пил и ел с жадностью, откусывая хлеб крепкими белыми зубами.
«Как голоден, — подумала Тоня, — а забыл об еде за делом!» И спросила вслух:
— Ты куда пойдешь после десятилетки?
— А что?
— К технике у тебя способности. И большие. Я думаю, ты изобретателем можешь быть.
— Угу! — мотнул головой Шура и, прожевав хлеб, добавил — Я авиаконструктором хочу, инженером. А ты? Неужели с этих пор в учительницах будешь? Давай поедем вместе в Москву? А, Тоня? В один и тот же вуз поступим.
— Давай, — снисходительно улыбнулась Тоня.
— А ты не улыбайся, как тетя племяннику. Я ведь всерьез. Знаешь, я с девчонками до сих пор не дружил. Не то чтобы воображал о себе, а так, неинтересно. В военном деле ничего не смыслят, в технике тоже. Им бы только фотографироваться. Ты другое дело, с тобой обо всем поговорить можно. Давай дружить?
— Давай! — тепло согласилась Тоня.
— Только я знаешь какой? Я не люблю, как Володька Кузнецов: сегодня с одной девчонкой дружит, завтра с другой. И когда девчонка так делает, тоже не одобряю. По- моему, дружба так дружба, на всю жизнь.
Несколько дней спустя ребята со всего города сбегались поглазеть на диковинку. Две лохматые собаки, Громила и Тенор, запряженные парой в салазки, терпеливо ждали, пока Шура вытягивал из колодца одно ведро за другим, а потом обе собаки, как хорошо объезженные лошади, бережно, чтобы не расплескать воду, повезли салазки.
— Пойдем рыбу удить.
— Да я же не умею.
— И не надо. Я буду удить, а ты только смотри.
— Так мне же скучно будет.
— А я книжку для тебя возьму. Чехова хочешь? Там, где «Дочь Альбиона», тоже про рыбную ловлю.
Раннее утро, но уже душно, как в парнике. День будет жаркий. Тоне лень двигаться. Но Шура так умильно заглядывает ей в глаза, что у нее не хватает духа отказать.
Они идут крутыми холмами с прихотливо разбросанными на них купами деревьев, постепенно сливающимися в сплошной лес. Теплый ветер гонит облака. Просеянные сквозь них солнечные лучи теряют свою жгучесть и обливают землю матовым сиянием. Река тихо плещет. С того берега плывут голоса купающихся ребятишек. Их сброшенные рубашки белыми, алыми, желтыми флагами вздуваются на песке.
На траве, обрызганной яркими пятнами цветов, Шура расстилает свое пальто.
— Вот тебе, ложись, а я пойду удить.
— Охота была тащить пальто в этакую жару!
— Я для тебя. Земля сырая после вчерашнего дождя.
Он спускается к реке, расставляет подпуска, закидывает в воду три удочки.