Под конец Шазаль готова была разрыдаться, все бросить и убежать из замка куда–нибудь, где жизнь проста и понятна и не требует изощренного выбора наряда к вечернему празднеству.
Ей представлялось, что время прошло впустую. Однако выяснилось, что тетка, не дав ни единого прямого указания, все–таки добилась того, что Шазаль соорудила–таки себе «приличный» — по выражению той же Хэргал — наряд. Это было длинное, до пола струящееся, как потоки воды, платье в коричнево–золотистых тонах, облегающее девушку, как вторая кожа.
Шазаль не поверила своим глазам, когда Хэргал удовлетворенно кивнула.
— Это подойдет? — нерешительно уточнила девушка.
— Для первого раза — да. — Хэргал спрыгнула с подоконника и, направляясь к двери, сказала: — Только не забудь об украшениях, туфлях и прическе. К этому платью нужны красивые туфли на каблуке, того же цвета, что и материя… Все, я пошла. С остальным, будь добра, разберись самостоятельно. А то я так сама останусь неодетой!
— Выходи, — уже не нуждаясь в напоминаниях, сказала девушка.
Оставшись в одиночестве, она для начала облегченно вздохнула. Потом немного помучилась с дополнениями к новому наряду и, оставшись довольной своим видом, сделала себе в награду еще одну миску пирожков.
Шазаль села на лавку, слыша, как громко бьется сердце в груди.
Новое платье казалось неудобным, а каблуки — слишком высокими, но девушка уже не решилась ничего менять.
И не успела она поднести горячий пирожок ко рту, как в комнате прозвучал голос Китарлиса:
— Шазаль, дитя мое! Пора выходить. Не заблудишься?
— Постараюсь, — она вскочила, естественно, тут же наступив на подол, и едва не упала.
Оставив на лавке и вторую миску, девушка побежала к двери.
«Мне надо попасть… туда, куда зовет Китарлис», — пронеслось в голове, когда Шазаль распахивала дверь.
Первое, что она увидела, была тонкая рука деда, на безымянном пальце которой сиял ослепительно белый камень.
А потом на девушку рухнула целая лавина звуков, запахов, красок. И, забыв о недавнем страхе перед Китарлисом, Шазаль вцепилась в его руку как в единственную спасительную соломинку.
— Моя старшая внучка, Шазаль, — провозгласил тот, обращаясь к огромному залу, на пороге которого они стояли.
В ответ донеслись громкие приветственные крики.
Шазаль смутно различала, что там, за длинными столами, сидят празднично одетые люди. Слуги проворно сновали за спинами, разнося все новые и новые подносы с кушаньями, громадные кувшины…
Ей стало страшно, захотелось куда–нибудь юркнуть. Неужели все эти люди смотрят на нее?
Но Китарлис увлек внучку в сторону от общего шума и суеты.