Кровь ударила Олегу в голову. В глазах всё потемнело от ярости. Он видел перед собою не чужую, незнакомую ему девушку, а свою жену. Ярость, многократно усиленная магией меча, волной захлестнула его, уничтожая последнее, что ещё оставалось в нём человеческого. Он превратился в зверя, в настоящего зверя, кровавого демона мести. Да и людей в этих милиционерах он больше не видел. Издав короткое рычание, Олег бросился вперёд.
Сержант Ляшенко, пытавшийся было преградить ему путь, сильнейшим ударом ногой в живот был отброшен в глубь комнаты. Быстро перебросив меч в левую руку, Олег правой схватил насильника за волосы, рывком поднял его и, развернувшись, швырнул на противоположную стену. Магия медальона удесятерила силы Олег, поэтому бросок получился невероятно мощный. От удара кусками посыпалась штукатурка, и по стене поползли глубокие трещины.
Не давая милиционеру опомниться, Олег повторно схватил его за волосы и ярости начал бить головой о стену. После трёх мощных ударов лицо насильника превратилось в жуткое, кровавое месиво. Всё произошло так быстро, что он не успел даже вскрикнуть. Ударив милиционера ещё несколько раз, Олег с силой бросил его спиной на пол. Затем, с ненавистью смотря ему прямо в глаза, наступил ногой на горло и, перебросив меч обратно в правую руку, высоко поднял его для последнего удара…
Но в это время пришедший в себя сержант Ляшенко дрожащими пальцами вытащил из кобуры пистолет и три раза быстро выстрелил в спину Олегу.
Услышав звуки выстрелов, и почувствовав слабые уколы в спину, Олег медленно повернулся. Он не был даже ранен — магия медальона, как и обещал Торн, надёжно защитила его от пуль врагов.
— Ну что, получил, сука?! — в ярости выкрикнул сержант Ляшенко, опуская свой пистолет. — Получил?! Сдохни…
Но когда напавший неожиданно развернулся и повернул к нему своё лицо, Ляшенко мгновенно замолчал и в ужасе попятился назад — глаз у нападавшего не было, вместо них из глазниц вырывались две узкие полоски ярко-белого света. Это был не человек…
Возгласы ужаса вырвались одновременно у всех присутствующих в комнате.
— А-а-а, — не помня себя, в страхе закричал Ляшенко и, вскинув пистолет, выстрелил ещё три раза. Но напавшему на них «существу» (Ляшенко никак не мог подобрать другого, более правильного слова), пули не причинили ни малейшего вреда, и он продолжал медленно надвигаться на него. И главное — напавший продолжал молчать, и это было страшнее всего.
Продолжая медленно пятиться назад, Ляшенко, дрожащими от страха руками, вновь нажал на спусковой крючок пистолета — он отказывался верить, что пули бессильны против этого, неизвестно откуда взявшегося, «существа». «Этого просто не может быть! — упорно твердил его протестующий разум. — Любое живое существо можно убить!»