Повторялась ситуация предыдущих сражений. В куропаткинском штабе был отдан приказ войскам 3-й Маньчжурской армии отойти на позиции, занимаемые до 11 января:
«Атаку Сандепу прекратить. Полкам занять исходные позиции. Командирам обратить внимание на инженерное оборудование позиций батальонов и рот. Куропаткин».
В полках 10-корпуса не только офицеры, но и рядовые солдаты после неудачного сражения говорили друг другу:
— Сандепу едва не взяли, а теперь отступили назад...
— А для чего тогда столько людей потеряли? Чтобы японцы победу праздновали и себя славили...
— Для чего, скажите, братцы, мы атаковали эту Сандепу? Кому она была нужна?
— Почему порт-артурские стрелки сражаются, а мы только валенки протираем по китайским огородам...
Такие разговоры слышали и штабисты Каульбарса, и он сам. Старших начальников откровенно тревожило то, что подобные «упаднические» разговоры велись открыто. Если полковые и батальонные командиры в силу своего служебного положения ещё «отмалчивались», то младшие офицеры, особенно те, кто прибыл в Маньчжурию добровольцами, не сдерживались.
Алексеев имел разговор с одним из таких «охотников». Поручика Евгения Ковалевского он знал по инспекции лейб-гвардии Финляндского полка. Тогда командир сумел представить инспектирующим генштабистам свою пехотную роту «сколоченным» боевым коллективом. Финляндцы радовали глаз выправкой, подтянутостью, знанием ружейных приёмов и «примерной» стрельбой по мишеням на полковом стрельбище.
Ковалевский прибыл на войну после ряда рапортов на имя командующего Гвардией. В конце концов настойчивого ротного отпустили, и он стал командиром стрелковой роты сибиряков-второочередников из Енисейского края. О том, как воевал лейб-гвардеец, говорил орден Святой Анны с мечами.
— За что орден с мечами?
— За разведку боем у деревни Ляомынь у реки Ялу. Полк состоял в Восточном отряде генерала Засулича на Тюренченском участке.
— Похвально. Начало войны и уже орденская награда. На роту сколько главнокомандующий дал Георгиев?
— Наградил щедро, грех жаловаться. Четыре креста на роту пожаловал.
— А ротным офицерам?
— Золотое оружие «За храбрость» получил прапорщик Павел Дмитриев. Родом из томских староверов. Храбрец выше всяких похвал.
— Продвижение по службе Дмитриеву дано было?
— Нет. Саблей с Георгиевским темляком его наградили за доблесть и за тяжёлое ранение. Когда брали японские окопы, первым ворвался. А в рукопашной попал под взрыв гранаты.
— И где он сейчас?
— Врачи-хирурги из полевого госпиталя вторую ногу ему спасли. Из армии отчислен по чистой инвалидности. Представление на чин подпоручика главнокомандующий подписал ему в день получения. Всё дано по справедливости.