После второго удара сорвал свое горло. После третьего помутился рассудок. Бить перестали. Рорик вышел из–за моей спины с кнутом в руках.
– Ты признаешь свою вину мелкий ублюдок? – обратился ко мне он, демонстрируя кнут.
– Я не убивал мужа Фриды! Я не хотел смерти отшельнику Мирону, – оправдывался хриплым голосом в ответ.
Рорик нахмурился и резким движением хлестнул меня спереди. Удар пришелся на грудь и шею. Я завыл. Боль невыносимая.
– Да! – вырвалось из меня. – Да! Только не бейте, прошу, больше не бейте!
Толпа засмеялась. Мне было уже на них плевать. На Крину и остальных. Я просто хотел, что бы это все прекратилось.
Трое колонистов отвязали меня, завязали на ноге веревку, перебросили через перекладину и с силой дернули. Я взлетел вверх и повис вниз головой за одну ногу. В голову давила кровь, меня затошнило, тело забилось в судорогах. Но рвать было нечем, выходила лишь желчь.
Увидел перед собой ноги Фриды. Она стояла с кнутом.
– Не бейте меня тетя Фрида, – взмолился хриплым голосом. – Пожалуйста, не бейте, прошу! – зарыдал я.
Но она лишь засмеялась и отступила на несколько шагов.
Первый удар пришелся по внутренней стороне бедра, кнут обвил мою ногу. Боль поразила с новой силой. Я извивался под ударами, все мое тело горело, по груди, шее уже стекала кровь, с кончика носа она тоже капала. Фрида быстро устала и передала орудие пытки какому–то другому нетерпеливому колонисту.
Кажется, трое еще брали в руки кнут. Потом меня оставили в покое на некоторое время. Я уже не слышал толпу и почти не чувствовал боли. Даже не понимал вишу еще вниз головой или уже просто лежу.
Все сомнения развеялись, когда меня окатили водой. Я все еще висел. Уже был вечер. Толпа разошлась. Но остались мальчишки. Беспризорники облепили меня. Начали бить руками в живот, а затем колотили и по всему телу.
– Ну что Сирус? Хорошо тебе? – узнал я голос Бумки.
Все воспринималось уже иначе. Слышал их плохо, голова гудела. Мир изменился, он был за кровавой пеленой… Вспомнил старика, его взгляд. Наверное, мой сейчас такой же. Я искренне жалею о том, что сделал, и понимаю, что виноват в его смерти. Меня покарали, я унижен перед Криной, раздавлен, обсмеян. Хотел снова зарыдать, но в моем организме уже не осталось жидкости для слез.
Помню, что меня куда–то волокли и заперли в каком–то темном холодном помещении. Тело вопило от боли, мне было больно лежать в любом положении, но сил не было даже пошевелиться. Провалился во мрак, желая больше не просыпаться…
Очнулся на свалке. Было утро. Не видел лиц людей. Посмотрел на солнце, его еще сумел рассмотреть сквозь фиолетовые и красные круги.