Заговорили о потерях, и Махров вспомнил о недавней смерти хорошего знакомого своего военного коменданта на станции Калач.
— Осталась вдова с детьми, — сказал генерал, — а пособие такое, что на неделю не хватит.
— Аликов, бумагу и карандаш, — приказал Шкуро.
На клочке бумаги написал:
«Дежурному генералу Столетову, Выдать немедленно вдове полковника Михалева 200 тысяч рублей пособия.
Генерал Шкуро».
Когда посетитель с благодарностями распрощался, Стогов философски заметил:
— М-да-а… А Верховный главнокомандующий генерал Деникин получает шесть тысяч триста в месяц.
— Ему хорошо, — ответил Шкуро. — Он сам себе назначает.
Солнце оживляло станцию с толпами казаков, солдат, женщин с мешками. Некоторые о чем-то разговаривали, подходили к стене здания станции и читали наклеенный приказ Шкуро и газету «Утро Юга» с его интервью.
Авторское самолюбие — великая вещь: генерал вышел из вагона один, без ординарцев, по-свойски — в шинели нараспашку, подошел к читающим газету нескольким казакам и поздоровался. Ответили ему не в лад, не по чину, но это не насторожило — ведь это разговор дружеский.
— Пора, казаки, обратно в поход собираться, — сказал Шкуро. — Красные на нашу Кубань прут.
— Вот и собирайся, генерал, — с вызывающей грубостью вдруг ответил чернобородый неулыбчивый казак. — Тебе надо — отправил со своей бабой мешки с золотом в Турцию, давай за новыми.
— Нынче он особо не соберет, — заметил другой. — Большевики не дадут. Это в Екатеринославле я сам ему ящики запаковывал. Помнишь, Андрей Григорьич, там сервизы в позолоте?
— Да вы что?.. Казаки! Да разве ж я без вас…
— Без нас, без нас! На пароход без нас грузил. А мы тут остаемся. Станицы наши пожгли, родных побили, товарищи наши по всей России косточки свои раскидали, а ты… Пошли, ребята, а то еще повесить прикажет. Он любит это дело…
Ни на кого не глядя, Шкуро вернулся в поезд, ушел в купе-кабинет и потребовал водки. Так просидел до вечера. Как раз в этот вечер вернулся из Ейска Кузьменко — туда тоже подходили красные, и ему пришлось кое-что тащить с собой. Зашел к генералу и не узнал его: пожелтевшее лицо в морщинах, воспаленные глаза провалились — лишь волчьи огоньки посверкивают, волосы растрепаны, истерически дергается больной глаз.
— Андрей Григорьич, что с тобой? Заболел?
— Россия заболела. Садись пей, покуда жив. Скоро нас повесят. Но сперва я их повешу.
XVI
Главные бои шли на фронте Донской армии — от Ростова до Егорлыка. Здесь Первая конная рвалась к Белой Глине, к Тихорецкой и далее — к Екатеринодару. Против войск Шкуро действовала 11-я армия, которая имела задачу захватить Ставрополь. Генералу было приказано выехать в Ставрополь и руководить обороной города, а в случае необходимости организовать эвакуацию.