«Одним из таких ключей служит упоминание Гурджиевым в разных отрывках Сармунского (именно так!), или Сарманского, общества… Происхождение этого названия можно проследить до одного слова древнеперсидского языка. Его и в самом деле можно найти в некоторых текстах на пехлеви (литературном персидском языке) — им называют тех, кто хранит учение Заратустры. Это слово может иметь три толкования. Так называют пчелу, которая всегда была символом тех, кто собирает бесценный «мед» мудрости и сохраняет его для грядущих поколений. Собрание легенд, хорошо известное в армянских и сирийских кругах под названием «Пчелы», было ревизовано в XIII веке архимандритом-несторианцем Маром Саломоном… В «Пчелах» упоминается таинственная энергия, переданная из времени Заратустры и проявившаяся во времена Христа.
Более очевидным представляется вариант перевода персидского слова «ман» в смысле качества, передаваемого по наследству в известной семье или расе. Оно как бы служит хранилищем фамильной ценности или традиции. Слово «сар» означает «голова» в буквальном смысле и в значении «главный» или «шеф». Сочетание «сарман», таким образом, призвано означать «главное хранилище» традиции, которая была названа «вечной философией», передаваемой из поколения в поколение «посвященными существами», если воспользоваться определением Гурджиева.
Есть еще одно возможное значение слова «сарман»: «Те, кто был просветлен», или буквально «те, чьи головы были очищены».
Когда я покинул Шерборн, в моей голове крутилась масса мыслей. Во время уик-энда я принимал участие в таких вещах, как «священный танец» и медитация, слушал лекции, но не чувствовал себя в согласии с этим^е-лом. Не привлекали меня ни социальные идеалы, ни жизнь в общине, которая составляла часть шерборнского опыта. Хоть я и не сомневался, что школа могла много дать, но не этого я искал. Я хотел узнать побольше о Наставниках и не был убежден, что пребывание в школе Беннетта даст мне достаточно широкое видение предмета. С сожалением я упаковал свои чемоданы, сердцем чувствуя, что мне не найти здесь то, что уготовила мне судьба. Шагая по подъездной дорожке в направлении автобусной остановки, я увидел Беннетта, сидящим на газонокосилке. Поскольку вся община соблюдала «день молчания», он ничего не сказал мне на прощание, но я не чувствовал себя связанным этим обязательством. Пока я пожимал его руку и объяснял, почему я покидаю его школу, он смотрел на меня рассеянно, как если бы его мысли были заняты чем-то другим. Хотя мне еще предстояло встретиться с ним несколько раз до его кончины примерно через восемнадцать месяцев и даже побывать на его публичных лекциях в Лондоне, я уже был уверен в том, что принял правильное решение. Все же я не сомневался в том, что «Сарманское братство» Гурджиева и далекие восточные края с горами и реками, откуда оно вело свое происхождение, каким-то образом связаны с волхвами из Евангелия от Матфея. Пройдут еще два десятилетия, прежде чем я смогу сам пойти по следу, ибо какое бы предназначение меня ни манило, мне еще нужно было разобраться со своей судьбой.