Вдохновленный посещением мавзолея Руми, но не определивший еще свой маршрут, Беннетт отправился в Адану, затем переехал из Турции в Сирию и посетил Алеппо и Дамаск. К тому времени он решил «путешествовать и жить как тюрк, то есть тратить поменьше денег», и поэтому избегал общения с другими жителями Запада. В Сирии он посещал другие теке и святые гробницы, и на этот раз познакомился с живыми представителями Мевлевийского ордена, на которых не распространялся запрет Ататюрка, поскольку они жили вне Турции. Находясь под сильным впечатлением от скромности и религиозных взглядов дервишей, Беннетт все же жаждал продолжить путешествие. Он стремился ознакомиться и с прошлым, и с настоящим и смотреть крупные археологические раскопки, которыми так богата эта часть света. На пути из Сирии в Ирак он провел некоторое время среди руин древнего Вавилона — на месте действия многих из «Рассказов Вельзевула». Самым же значительным его открытием в Ираке была затерянная долина шейха Ади — основное убежище малоизвестного народа езидов, иногда называемых «есевами».
Долина шейха Ади получила свое название от «святого», чья усыпальница находится там. Езиды считают, что он жил тысячи лет назад — примерно во времена Авраама. Беннетт провел целый день на гробнице, расспрашивая ее стража с помощью переводчика-курда. Подытоживая свои впечатления, он записывает в своем дневнике:
«Убежден, что они (езиды) происходят из древних халдеев. Их собственное предание гласит, что они мигрировали с юга, и они вполне могут быть затерявшимися потомками вавилонских волхвов, исчезнувших во времена Александра Македонского».
Покинув долину шейха Ади, Беннетт проделал обратный путь до Константинополя, а оттуда до Лондона. Хотя всю оставшуюся жизнь он поддерживал тесные контакты с разными группами суфиев и испытывал глубокое влечение к исламу, он все же так и не переступил разделительную черту между крестом и полумесяцем и окончил свои дни римским католиком. Тем не менее его не оставляло увлечение другой религией, которая предшествовала христианству и исламу и оставила неизгладимый отпечаток в них обоих, — зороастризмом. Эта религия вавилонских волхвов, как он полагал, если и не была величайшим из всех на свете откровений, то по крайней мере больше других преуспела в практическом использовании. Беннетт верил, что ее уроки стали важной частью философии самопревращения Гурджиева, как это вытекает из его записи о Сириусе и зарытой собаке-звезде, а не кости. Беннетт был также убежден в том, что основатель этой религий Заратустра был реальной личностью, которую Гурджиев называл «Ашиата Шимаш» в своей книге «Рассказы Вельзевула» и которая сумела убедить народ отказаться от принесения в жертву животных. Такое жертвоприношение одно время достигло в Азии — по утверждению Гурджиева — пропорций эпидемии.