В ту ночь я разболелся не на шутку. Я отказался от жаркого из перцев, предложенного нашим добрым гидом-курдом, и на протяжении всей недели, что мы находились в Турции, старательно избегал есть кебабы. Нам никогда не узнать, была ли вызвана моя болезнь свежеиспеченным хлебом из питты, который мы ели в деревенской пекарне близ Кахты; ледяной ключевой водой, выпитой на полпути вверх по склону Нимруда, или чем-то несвежим, съеденным в гостинице Адьямана. Ясно было одно: я серьезно болен, а мы по глупости оставили нашу аптечку вместе с половиной нашей одежды в гостинице близ Фесии, в которой мы поселились после нашего возвращения с востока. Наступил вечер пятницы, и вскоре должно было закрыться все, в том числе и соседняя аптека. В отчаянии мы поспешили в нее, и я попытался объяснить, что мне нужно, а обслуживающий персонал не менее отчаянно пытался понять меня. Но между нами был языковой барьер, и, как мы ни старались, нам не удалось понять друг друга. В конце концов мне продали какие-то таблетки от несварения и бутылочку с аспирином. Совсем не то, что нужно. Страдая инсулинозависимым диабетом, я оказался не просто в незавидном, но и прямо-таки опасном положении. Так как аптеки закрылись на выходные и невозможно было достать нужное лекарство, я вынужден был поддерживать содержание глюкозы в крови, ничем не загружая свой желудок. Худшее же заключалось в том, что наш рейс в Анкару и, следовательно, наше возвращение в Фесию откладывались до вторника. Как бы ни повернулись события, мы должны были улететь этим рейсом. Тем временем суббота плавно перетекла в воскресенье, а воскресенье в понедельник, и мне не становилось лучше. Мы поняли, что не сможем не только посетить Харрон, но и даже осмотреть Урфу.
В тот вечер, когда я был прикован к постели уже третий день, я впал в бредовое состояние, сопровождавшееся сильными галлюцинациями, во время которых перед моим мысленным взглядом проносились живые сцены, разворачивавшиеся в роскошных дворцах, храмах и замках. В этом полусонном состоянии я повстречался с мужчиной, которого принял за монаха. Он повел меня вверх по винтовой лестнице, дабы показать мне то, что он называл чудесами Эдесы (древнее название Урфы, о котором я практически забыл). Ступеньки, балюстрады и многое другое из окружавшего меня были сделаны из изящной филиграни, из тщательно вырезанной древесины, инкрустированной перламутром. Все это походило на Багдадскую беседку у самых красивых палат стамбульского дворца «Топ-капи», только еще больше и даже изысканнее украшенную. Так — объяснил монах — выглядела когда-то Эдеса, город, великолепию которого завидовали во всем мире.