Я сказал Артуру, что он не шут, а Хозяин, которого мы любим и уважаем. Но он, уже успокоившись, только молча и страшно улыбнулся.
Тогда я вдруг предложил ему поставить себя на наше место:
— А что бы ты́ делал? Вот представь, что ты пережил трех-четырех Хозяев подряд, а значит, видел, как им на смену приходят к власти новые. Разве ты смог бы чтить их как богов? Нет, Артур, ты бы тоже не выдержал, умер от несварения >в желудка. Четыре бога — это уж слишком для тех, кто привык к единобожию. Тремя тебя вырвало бы, вот один и остался бы в брюхе. Видишь ли, в молодости мы обеспечили себя богами. На всю жизнь хватит.
Артур встал так резко, что от брюк отскочили две пуговицы. Потом снова сел, как-то неловко, смущенно, и надолго замолчал.
— Думаю, теперь между нами все стало ясно, — наконец проговорил он.
В этих словах я услышал свой приговор. Потому что, раз Филипе умер, а я все еще с ним, значит, я тоже должен умереть.
И правда, восемь дней спустя я был арестован. Педро, Паулу, Алешандре казнены сегодня утром. А я жду своего часа. Честно говоря, я пытался уверовать в Артура, хотя бы потому, что он тоже пробовал примириться с моим существованием. Но ничего не вышло. Он же сам сказал мне вчера, когда пришел проведать меня в тюрьме:
— Все это так печально, дорогой мой. Но вот вчера я смотрел на свой портрет на Большой площади и подумал: «А мой друг не верит в меня. Ему смешны и эти портреты, и лозунги». Могу ли я сам в себя верить, если есть хотя бы один человек, который в меня не верит? А тем более — если это мой лучший друг?
Хмуро докурил я последнюю сигарету осужденного. И, глядя на усталое лицо Артура, прямо в его опухшие со сна глаза, сказал:
— Мне тоже очень жаль, что все так вышло. Смерти я не боюсь, ты же знаешь: дороги, по которым мы вместе прошли, были превыше смерти. Я не боюсь умереть. Но…
— Я понимаю. Но Филипе все-таки существовал, ты одалживал мне деньги в конце месяца, и у меня язва двенадцатиперстной кишки.
— Да, именно так. У тебя язва, и я одалживал тебе деньги. Разве это забудешь?
— Есть только одно средство.
— Только одно средство.
Мы обменялись крепким рукопожатием. Теперь, когда все стало ясно, Артур улыбался, почти как прежде. И, хлопнув меня по плечу, дружески толкнув в грудь, он наконец ушел навсегда.