Иногда я приходила в кино первой. Но большей частью около кассы уже кто-нибудь стоял. «Кто последний?» — спрашивала я деловито и с тревогой считала, сколько до меня. Если было мало, это еще ничего не значило: ведь каждый, как и я, брал на целую братию. Я обходила всех и спрашивала: «Ты сколько билетов берешь? А ты? А ты?» Очередь стояла тихо, но, как настоящая очередь, начинала тесниться и волноваться, когда, сурово и на нас не глядя, в дверь входила кассирша.
А потом прибегала Дуська, шумная, румяная. Руками, черными от картофельной шелухи, она с наскоку крепко обнимала меня за шею и спрашивала: «Ну как, достала?» И уже совала руку в мой карман за семечками. А рядом тихо улыбалась Лиля и забывала о своих веснушках.
Мы садились в первый или второй ряд — ведь билеты были самые дешевые. А перед кино были танцы. Что-то рычало, хрипело, откашливалось над нами, а потом прорывалась музыка. И вот уже выходила первая, самая смелая пара. Он клал руку на ее пальто. И, наверное, от его дыхания таяла легкая изморозь на ее воротнике.
Танцевали под песни. Их было две. Одну я не помню. Помню только, что там все время повторялось слово «баранка». А другую помню хорошо. От нее мне делалось смутно и жарко:
Он хорошим парнем называется,
Ей такого не сыскать вовек.
Так бывает, ежели влюбляется
В человека человек.
Скоро на маленьком пятачке перед белым, еще неживым экраном становилось тесно, а в зале — душно. И над танцующими клубился синеватый дым, то ли от потревоженной пыли, то ли от их дыхания. «Пойдем, повожу», — предлагала Дуська. Но я почему-то стеснялась.
А фильмы шли трофейные, необыкновенные. В них были замки и погони, красавицы и шпаги. В них была Дина Дурбин — первая любовь моего детства. Она просыпалась в шикарной кровати, а горничная в сияющем накрахмаленном переднике уже приоткрывала дверь и вносила корзину с цветами. И Дина Дурбин в рубашке изумительной красоты, похожей на бальное платье, в котором была сфотографирована моя молодая бабушка, вскакивала с постели и окунала лицо в цветы. И щеки ей щекотала надушенная записка.
Дуська припадала ко мне плечом, и я чувствовала щекой ее шепот: «Вот ты книжки читаешь. Скажи, это на самом деле так живут или придумано все?»
Особенно запомнился мне такой случай. Мы возвращались домой из кино. Был тяжелый от влаги мартовский воздух и ощущение, что он прилетел издалека, может быть, оттуда, где Дина Дурбин… Мы шли через лесок, и вдруг Дуська закричала: «Ой, девчонки, кто-то за нами гонится!»
Мы бросились наутек. А когда, переводя дух, выскочили из леск