Кто-то ответил:
— Семнадцать минут.
И пассажир робко опустил ногу на ступеньку… А ступенька прочная, железная и к вагону припаяна намертво, не то что наша, на веревочке держится…
«Вот бы ему нашу лесенку», — весело мимоходом подумалось мне, и я прыснула в кулак, представив себе, как пассажир в пижаме болтается в воздухе, вцепившись в лесенку, а она раскачивается из стороны в сторону.
…Кто-то бежит к ларьку и пристраивается в хвост очереди. Кто-то, чуть не сбив нас с ног, устремляется обратно к поезду: в руках кульки, пахнет подгорелым маслом…
И все это гудит, трубит, обволакивает белыми парами, пышет в лицо распаренной картошкой, соленой кадушкой, горячим углем… Узловая станция!
Мама сжала губы (у нее была такая привычка — сжимать губы в решительные моменты) и цепко ухватила меня за руку. Я поняла: она боится потерять меня в этой кутерьме. Да я и сама боялась. Даже Майка струсила. Обычно у нее нахальный вид. А тут — хвост между ног и все жмется к маме.
Одна Лариса Андреевна не растерялась. Недаром с мужем-геологом исколесила всю страну. Ее узкие глаза из-под нависших век равнодушно скользили поверх вокзала, поверх ларьков, составов, снующих людей… Мы прошли насквозь здание вокзала — оказывается, у него был еще один выход — и очутились на небольшой площади.
Навстречу нам сразу же метнулось несколько женщин с корзинами и ведрами.
— А ну картошечку горяченькую!
— Кому огурчики малосольные?
— Может, здесь купим? — неуверенно предложила мама.
— Берите, берите, люди хорошие. — И женщина отвернула белую тряпицу.
Но Лариса Андреевна сразу же отстранила ее своим властным, прямо-таки свинцовым взглядом:
— Нет, нет, только на рынке. Там дешевле. — Это она уже маме.
А я подумала вдруг, что глаза у нее такого же цвета, как рельсы, и такие же холодные и острые.
— Вот что, милая, ты лучше скажи, где здесь рынок? — обращается она к торговке.
— Ры-нок? — повторяет та разочарованным голосом. — Идите прямо, потом направо, потом снова прямо, увидите водонапорную башню. А за ней сразу и рынок.
— Далеко это? — озабоченно спрашивает мама.
— Да какой далеко? Туточки.
Лариса Андреевна зашагала по мостовой. Мы с мамой — следом. А Майка весело помчалась вперед, время от времени оглядываясь и возвращаясь.
Глядя на спину Ларисы Андреевны, на ее затылок с короткой стрижкой, на ее крупную широкую походку, я подумала, что если бы она хотела пойти в гусары, как одна девушка, о которой мне рассказывала бабушка, то уж ее-то наверняка не разоблачили бы.
Когда дошли до серой дощатой башни (видимо, это и была водонапорная башня), Лариса Андреевна остановилась, дождалась нас и сказала: