Тогда я не долго думая тут же совершала обратное перемещение — и вот уже девочка снова возилась со своим мячом, а я как ни в чем не бывало проезжала в трамвае мимо, что и соответствовало действительности.
Тут уж по контрасту с только что испытанным состоянием я начинала прямо-таки задыхаться от счастья.
Такие штуки я проделывала со многими: и с мальчишкой на велосипеде, и с женщиной с ведром яблок, и с мороженщицей… И всегда выходило, что я всех счастливее и ни с кем, абсолютно ни с кем не хотела бы поменяться местами, даже с мороженщицей. И тогда к моей радости начинала примешиваться слабая боль: это была жалость к тем несчастным, едущим на велосипедах, волочащим свои яблоки, торгующим мороженым и делающим другие скучные дела.
О, если бы я всегда побеждала в этой игре! Но почему-то, когда я стала взрослой, все выходило наоборот; потому, наверное, я и охладела к своей странной игре. Но это было потом, много позже. А пока жизнь принадлежала мне. Я была победителем. И потому не шла, а летела. И милая, мерцающая звезда, моя послушная спутница, тоже летела мне навстречу.
Мы так спешили друг к другу, что неминуемо должны были столкнуться. И, конечно, столкнулись бы, если бы она не спряталась за невидимую тучу, словно уступила мне дорогу.
И я осталась одна в темноте.
Но думаете, я испугалась? Ничуть. Даже наоборот. Теперь я вступила в другую игру, тоже очень увлекательную. Я стала кораблем в океане. Я спотыкалась на кочках, словно подпрыгивала на волнах. Я раскачивалась из стороны в сторону, как и положено кораблю.
Я была рада этой новой игре, потому что немного устала от прежней и устала смотреть на звезду и мысленно разговаривать с нею; тем более что я говорила за двоих, за себя и за нее.
Теперь я осталась одна и испытывала то же, что испытывает человек, который целый день пробыл на людях и вот наконец-то заперся один в своей комнате.
Замечали ли вы, как от вынужденной улыбки устают мускулы лица? Особенно если обратить на это внимание.
Однажды я обратила. Это было во время разговора с одной маминой приятельницей, которая, улыбаясь, спрашивала меня, как я учусь и кем хочу быть, когда вырасту. А я, тоже улыбаясь, отвечала ей, что учусь неважно, а быть хочу библиотекаршей.
Так мы стояли друг против друга. И она улыбалась, хотя, по-моему, ей уже это надоело. Но как же ни с того ни с сего перестать улыбаться, если ты перед этим только что улыбался? Ведь собеседник может обидеться. И потому она все улыбалась, и я в ответ тоже улыбалась изо всех сил.
В этот самый момент я и подумала, что от улыбки можно устать больше, чем от контрольной по арифметике.