Зеленый велосипед на зеленой лужайке (Румарчук) - страница 63

Когда мне не очень-то хорошо и хочется думать о чем-то ясном и чистом, я вспоминаю ту зиму, суровую послевоенную зиму: дымящую печь, путь в мороз от чужого до чужого крыльца и вкус той клубники…

Я возвращалась из школы, полная радостного предчувствия. Дело в том, что только вчера вечером мы переехали на новую квартиру. «Квартиру» — это, конечно, громко сказано. Мы сняли комнату в поселке, окруженном лесом. И хотя комната, как выяснилось после того, как хозяйка вынесла оттуда свою мебель, оказалась сырой по углам, все же я была счастлива: дом стоял в саду, забор утопал в колючих кустах боярышника с твердыми багрово-черными ягодами, к окнам подступал сосновый лес. Я еще не успела исследовать ни леса, ни даже двора с его сараями, рассохшимися бочками, дровами, прикрытыми куском толя, крапивой и картофельной ботвой, которая путалась под ногами…

И предвкушение этого удовольствия окатывало меня горячими волнами радости.

Переезжать на новую квартиру я любила больше всего на свете. Я еще не научилась жалеть о том, что прошло, и поэтому радость новизны для меня не омрачалась ничем.

Я переезжала в новый дом, как в новый город, новую страну, а может быть и… на другую планету.

И в самом деле, а вдруг когда-нибудь мы переедем не на соседнюю улицу и не в другой поселок, а на эту вот звезду, что доброжелательно и даже призывно мигает сейчас в черном небе.

Улица была пустынна: только я и эта звезда. И я стала мысленно разговаривать с ней.

— Знаешь, — говорила я, — возможно, скоро я прилечу к тебе и даже поселюсь у тебя. Ты только подожди. А пока мне и здесь хорошо. В нашем новом дворе столько интересного. Вот сейчас приду и буду все исследовать. Ничего, что темно. В темноте даже интереснее. Тень от бочки можно принять за медведя, а штабеля дров — за старинную крепость. А чтобы было хоть немного видно, ты ведь посветишь мне? Мне так весело. Даже на твоей планете не найдется сейчас девчонки счастливее меня.

У меня была привычка, когда мне было очень хорошо, мимоходом останавливаться на ком-то взглядом, как бы зацеплять его глазами, и мысленно спрашивать себя: кто сейчас счастливее, я или он, и хотела ли бы я сейчас, сию минуту, поменяться с ним местами? И тут же радостно отвечать себе: нет, ни в коем случае.

Как в шахматной игре, я переставляла фигуры. Внешне, опять-таки мысленно, это выглядело так. Проезжая, предположим, в трамвае и зацепив взглядом девочку, играющую у подъезда в мяч, я неожиданно хватала за шиворот эту девочку и сажала ее на свое место в трамвае. А сама уже, конечно, тоже мысленно, ударяла ладонью пыльный мяч. И сразу мое счастье куда-то улетучивалось. Во-первых, к вспотевшей ладони прилипала пыль, и ладонь становилась мокро-грязной; во-вторых, мяч подскакивал или плохо, или слишком хорошо, что тоже было плохо, потому что он закатывался бог знает куда. А в-третьих, мне просто скучно было играть в мяч.