– Тебе нравится вот так отдыхать каждый день? – спросил я у мамы.
– Конечно. А тебе?
– Мне скучно. Прямо зубы ломит от скуки!
– Бери с собой книгу. Ты же привёз сказки Пушкина.
– На солнце трудно читать. Я их дома почитаю.
– Надо тебе купить тёмные очки.
– Лучше купи мне маску и ласты, – попросил я.
– Сначала научись плавать, – сказала мама.
Вдруг из моря её окликнул папа:
– Ирина-а!
Мама взмахнула рукой и поплыла к папе. Держась за оранжевый шар-поплавок, они кричали мне:
– Алё-ё!
– Эгей!
Они плавали наперегонки, пока над всем пляжем не загремел голос из репродуктора:
– Отдыхающий Сероглазов! Немедленно вернитесь на лечебный пляж! И приступайте к процедурам! Повторяю: отдыхающий Сероглазов!..
К папе направился катер, но папа быстро поплыл обратно, и диктор замолчал.
Я лежал под тентом, размышляя о краже огурцов, исцарапанном Геракле и изрезанной скамейке, и понял, что настал подходящий момент для разговора с Василием Васильевичем. Всё же он настоящий сыщик и научит меня расследовать преступления.
Я сказал маме:
– Вон в заборе щель. Я пойду к папе, он что-то хотел мне сказать, а ты покупайся и позагорай. Ладно?
– Иди, но ненадолго. И в море не лазить!
Кышу я велел ждать в тенёчке, но он и не рвался со мной. Положив голову на лапы, он ждал, когда из-под камня покажется крабик.
Я пролез через щель в заборе на лечебный пляж. Здесь лежали на деревянных лежаках под маленькими тентами одни мужчины. Почти все они молчали и о чём-то думали или читали, а если говорили, то тихо.
Я залез на волнолом и стал высматривать папу. Но его не было ни в море, ни на лежаках. Я подошёл к лежакам, на которых лежали Федя, Василий Васильевич, Торий и Милованов.
Милованов с большим выражением читал чьи-то стихи:
И там, где мирт шумит
над падшей урной,
Увижу ль вновь
сквозь тёмные леса
И своды скал,
и моря блеск лазурный,
И ясные, как радость, небеса…
– Слеза!.. Форменная слеза! – сказал дрогнувшим голосом Федя. – Верите, товарищи, ведь я и сам так думаю! Смотрю вот на это море, на горы, на, так сказать, рай земной и думаю: как мне своими словами воспеть красоту? Ведь разрывает же меня от неё на части! Разрывает! Но вот воспеть не могу…
– Я думал, ты состоишь из одних мускулов, а в тебе, оказывается, теплится Дух! Раздувай его! – Милованов хлопнул Федю по огромному, как у Геракла, плечу. – А вы, Торий, что скажете? Как вам эти стихи?
– По-моему, в них нет ничего особенного, – заметил Торий. Он, как всегда, играл сам с собой в шахматы. – Констатация очевидного. Перечисление красот. Только ритмично организованное. «Своды скал, блеск моря» и, разумеется, вопрос: «Увижу ль вновь?» Все его себе задают, уезжая из Крыма.