Мы молчали. В этой встрече было что-то противоестественное. Сквозь темноту я вглядывался с какой-то ненасытной, болезненной жадностью в это невероятно старое лицо, и к горлу у меня подкатывался комок. Я пытался достать из кармана папиросу, но не мог ухватить ее, так дрожали руки.
– Что произошло с Ардером? – спросил он.
Я рассказал.
– Вы не нашли ничего?
– Нет. Там не находят… понимаете.
– Я принял вас за него…
– Понимаю. Рост и вообще…
– Да. Сколько вам теперь лет? Биологических…
– Сорок.
– Я мог бы… – прошептал он.
Я понял.
– Не жалейте, – твердо произнес я. – Не жалейте об этом. Не жалейте ни о чем, понимаете?
Он впервые перевел взгляд на меня.
– Почему?
– Потому что мне нечего тут делать, – ответил я. – Я никому не нужен. И мне… никто.
Он словно не слышал меня.
– Как вас зовут?
– Брегг. Эл Брегг.
– Брегг, – повторил он. – Брегг… нет. Не помню. Вы там были?
– Да. В Аппрену, когда ваш отец привез поправки, полученные Геонидесом за месяц до старта, выяснилось, что показатели рефракции в облаках космической пыли были занижены… Не знаю, говорит ли вам это что-нибудь? – нерешительно остановился я.
– Говорит. Еще бы, – ответил он с какой-то особенной интонацией. – Мой отец. Еще бы. В Аппрену? Что вы там делали? Где были?
– В гравитационной камере, у Янссена. Вы там были тогда, вас привел Ардер. Вы стояли наверху, на мостике, и смотрели, как мне дают сорок g. Когда я вылез, у меня из носа текла кровь… Вы дали мне свой платок…
– Ах! Так это были вы!
– Да.
– Мне казалось, что человек в камере был… темноволосый.
– Да. Они не светлые. Они поседели. Сейчас плохо видно.
И снова молчание, еще дольше, чем прежде.
– Вы, конечно, профессор? – спросил я, только ради того, чтобы прервать это молчание.
– Был. Теперь я… никто. Уже двадцать три года. Никто. – И еще раз, очень тихо, повторил: – Никто.
– Я покупал сегодня книги… среди них была топология Ремера. Это вы или ваш отец?
– Я. Вы разве математик?
Он взглянул на меня как бы с новым интересом.
– Нет, – ответил я. – Но… у меня было много времени… там. Каждый делал что хотел. Мне… помогла математика.
– Что вы хотите этим сказать?
– У нас была куча микрофильмов, рассказы, романы – все, что душе угодно. Вы же знаете, мы взяли триста тысяч наименований. Ваш отец помогал Ардеру комплектовать раздел математики…
– Знаю…
– Сначала мы смотрели на это как на развлечение. Чтобы убить время. Но уже несколько месяцев спустя, когда связь с Землей полностью прервалась и мы повисли вот так – совершенно неподвижно по отношению к звездам, – знаете, читать, как какой-то Петер нервно курил папиросу и мучился вопросом, придет ли Люси, и как она вошла, и на ней были перчатки… Сначала смеешься совершенно идиотским смехом, а потом просто злость разбирает. В общем, никто к этому потом даже не прикасался.