– Чего в темноте сидите? Не поймешь, кому и поклон отдать.
Разобрались с поклонами. Забегала челядь, появился свет.
– Где жить повелишь, батюшка?
Невский выглядел усталым. Осунулось лицо, занавесились насупленными бровями карие глаза, непривычная ранняя морщина появилась на крутом переносье.
– Да ты, никак, хвораешь, сын?
– Бог миловал.
Александр отвечал кратко, катая желваки на обтянутых скулах: только борода вздрагивала. Ярослав растерялся, побежал кому-то что-то указывать…
– Стало быть, отъехал ты из Господина Великого Новгорода, – сказал Ярун.
– Умен ты, дядька Ярун, – невесело усмехнулся Невский. – Куда это отец направился?
– Разволновал ты его. А он своих волнений показывать не любит.
– Семейное у нас, – вздохнул Александр. – Я тоже не люблю. Особо если жалеть начинают.
– Я новгородцев жалею.
Князь промолчал, и Ярун понял, что не следует травить незажившие раны. Стал расспрашивать о Сбыславе, о Гавриле Олексиче, с горькой озабоченностью рассказал, как вытребовали Чогдара к самому Батыю.
– Сам Бурундай приезжал?
– Он, Ярославич.
– Мне говорили, что Бурундай лично убил великого князя Юрия.
– Того не может быть. Во-первых, темникам запрещено вступать в бой без крайней необходимости, а во-вторых, рыцарских поединков они не признают.
– Почему?
– Полководцам нельзя рисковать. Они за всю битву в ответе.
Вернулся Ярослав, сам позвал в трапезную. Пока сын ел, рассказывал ему о своих делах. О том, что решил объявить запись добровольцев-язычников, о роли Церкви, которую следует всемерно поддерживать.
– Думал об этом, – сказал Невский. – Только лебезить не надо: на шею сядут и ноги свесят. А помогать нужно. И не просто добрым словом, но и силой, коли понадобится.
– Да кто ж против служителей Господа осмелится…
– В Новгороде уже осмелились. Три дня вече гудело, орало, дралось и последними словами поносило владыку Спиридона. Чуть до дреколья дело не дошло, я уж своих дружинников в охрану выдвинул.
– Это в благодарность-то за Невскую победу!.. – всплеснул руками великий князь.
– Чернь благодарности не знает, батюшка. На меня и владыку умелые люди ее натравили. Как собаки кинулись, а бояре – за спиной.
– А встречали, помнится, славой, хвалой да радостными слезами, – вздохнул Ярун.
– Кому – славная победа, а кому и дырка в калите. – Александр залпом выпил кубок, отер бородку. – Добрая половина новгородских купцов с западными странами торгует, а шведы, с немцами столковавшись, морские пути перекрыли. Вот боярство и заворчало. Сперва тихо, шепотком, а потом и в полный голос. Мол, никакие победы барыша не стоят. Ну и вздули цены на все, что могли. И на меня закивали: вот, новгородцы, кто виноват, что вы животы подтянули. Прости, батюшка, но честь мне дороже новгородского княжения.