Князь Ярослав и его сыновья - Борис Львович Васильев

Князь Ярослав и его сыновья

Новый исторический роман известного российского писателя Бориса Васильева переносит читателей в первую половину XIII в., когда русские князья яростно боролись между собой за первенство, били немецких рыцарей, воевали и учились ладить с татарами. Его героями являются сын Всеволода Большое Гнездо Ярослав Всеволодович, его сын Александр Ярославич, прозванный Невским за победу, одержанную на Неве над шведами, его младший брат Андрей Ярославич, после ссоры со старшим братом бежавший в Швецию, и многие другие вымышленные и исторические лица.

Читать Князь Ярослав и его сыновья (Васильев) полностью

(времена татаро-монгольского нашествия)

ГЛАВА ПЕРВАЯ


1

Великий князь Владимирский Всеволод Большое Гнездо, сын Юрия Долгорукого и внук Мономахов, умирал несогласно. Может быть, потому, что жил согласно, разгромов и обид не претерпел, нагнал страху на половцев, а заодно и на сродственных князей, подтвердив и усилив роль и могущество великого княжения владимирского. А может быть, потому, что занемог внезапно, в кончину свою верить не желал и в гордыне от схимы отказывался. Об этом судачили ближние как в богатых шубах, так и в суровых рясах, но он-то понимал собственное несогласие: жаден был слишком. Жаден до жизни, до Большого Гнезда своего, устланного нежным черкесским пухом его женой, во святом крещении Марией, в любви и согласии одарившей его восемью сынами да четырьмя дочерьми. Но из всех двенадцати детей своих он больше всего любил третьего сына, Ярослава, в которого, как всегда казалось ему, и перелила Мария всю свою черкесскую страстность и красоту. Любил, баловал и прощал, но боялся, что по смерти его припомнят беспутному красавцу Ярославу и отцовскую слепую любовь, и отцовское слепое всепрощение. И это пугало и мучило великого князя настолько, что вместо скорбных попов да монахов повелел он собрать бояр, но смотрел на них грозно, вдруг разом все шепотки припомнив. Страшные то были шепотки да пересуды, будто отца его, великого князя и градостроителя Юрия Долгорукого, отравили руки, питье протянувшие, и шепотков этих никто так и не опроверг за всю его жизнь. А жизнь была наполнена победами и здоровьем, и, ощутив недомогание сильнее обычного, великий князь не согласился с ним, не восчувствовал знака, а вел себя так, будто завтра встанет, выпьет добрую чашу и помчит туда, куда поведут его либо дела, либо княжеский нрав. Но, будучи осмотрительным, все же повелел сынам быть под рукою. И прискакали все, под кем конь не споткнулся.

Только старший Константин не явился пред грозные очи отцовы. Был он, как утверждают, добр душой, заботлив и богобоязнен, с юности княжил в Новгороде, сумел не просто понравиться вздорным новгородцам – то не хитро, всяк знает, что плотники душою простоваты, – но и навел там порядок, кого надо – казнив, кого надо – помиловав. В него поверили, и он поверил, а отец до болезни неожиданно вызвал его и велел перебраться в Ростов, а потом вдруг передумал и с гонцом передал, чтобы Константин уступил Ростов Юрию. За такой изменчивостью неглупый сын углядел еще неясную интригу, Ростов уступать отказался и к отцу нарочно опоздал, ожидая, что там решат за него, а дальше видно будет. Всеволода это страшно разгневало, сгоряча он объявил второго сына Юрия своим преемником во владимирском столе, побушевал считанные минуты и отошел вдруг, как говорят, увидев в дверях опоздавшего Константина, но, однако, успел закрепить Новгород за любимцем Ярославом.