Жены и возлюбленные французских королей (Шоссинан-Ногаре) - страница 44
Поместье Дианы Пуатье – замок Ане, в котором она провела последние годы жизни. Наследство ее мужа Луи де Брезе
Разумеется, небесные светила, особенно солнце, издавна, по крайней мере со времен Карла V, ассоциировались с божественным характером королевской власти, что вызвало появление особой символики и метафор, обогативших образ монархии. Но лишь при Людовике XIV произошла полная идентификация мира небесных светил и местной божественности славного монарха. Между тем Диана де Пуатье и Генрих II своей идиллией, перемещенной в обожествленный мир любви героя и его небесной возлюбленной, установили тот фундамент, на каком впоследствии выросло здание божественного королевского апофеоза. Диана, возведенная в ранг бесстрашной богини из высшей иерархии Олимпа, не только доставляла своему царственному любовнику райское блаженство, но подняла его к небесам, наделила своей мудростью и позволила разделить сияние и блеск божественного разума. Диана превыше всего дорожила собственной красотой, считая себя совершеннейшей из дочерей Евы. В своем имении и святилище Анет она царила над возвышенными душами и над очарованным королем под звуки лиры Аполлона – созидательница сияющего и духовно возрожденного общества, освобожденного от злых сил, где торжествуют справедливость и мир.
С момента вступления на трон Генриха II такая аллегорическая конструкция быстро заняла достойное место в спектакле, где продуманные мизансцены призваны были удивить зрителей своим великолепием и взволновать намеками. Посещения королем своих добрых городов становились пышными торжествами, декорации и сценарии которых подчинялись строгим правилам, и именно они позволили придать куртизанке атрибуты божества и превратить эту неоднозначную фигуру в Диану-небожительницу, чувственную Диану, разделившую с королем и ложе, и власть. Такое уподобление богине в наибольшей степени проявилось в Лионских торжествах, где затейливое представление воспроизводило лесные забавы божественной Дианы-охотницы, в его чертах уже без труда можно угадать смелое предвосхищение той легенды, которую позднее Анет и Фонтенбло восславят в дерзких и незабвенных деяниях. Когда 23 сентября 1548 года король вступил в Лион, его встречали спектаклем, наполненным изобилием символов, двусмысленно приобщавших королевскую славу к олимпийскому величию его возлюбленной, причем она объявлялась покровительницей короля, королевы и королевских детей, что нанесло глубокую обиду королеве. Вершину большого обелиска, установленного в честь этого события, венчал лунный месяц, символ Дианы, а по бокам его красовались изображения, среди которых выделялись королевский девиз, большой лук бирюзового цвета и переплетенный вензель Дианы и Генриха (две буквы D, справа и слева сомкнувшиеся с буквой Н), который мог сойти и за две буквы С, окаймляющие букву Н, – выражение почтения достоинствам Екатерины (Catherine) Медичи. Из леса вокруг обелиска внезапно появились нимфы под предводительством Дианы-охотницы, которая на черно-белых поводках (цвета Дианы де Пуатье) вела борзых собак. Богиня пожаловала королю льва, символизирующего город, что скорее говорило не о подчинении Лиона, а о великодушии и всемогуществе богини. Это был понятный символ, элегантная пропаганда, благоприятный образ как для короля, отмеченного благосклонностью небесного владычества, так и для фаворитки, прикрывавшей распутство и честолюбие маской невинности богини-охотницы и, соединяя язычество и христианскую набожность, выступавшей также в роли Девы Марии, охотящейся за Злом, монстрами, грехами и ересью. Однако, по сравнению со свидетельствами более позднего времени, повествующими о чистых источниках бьющего ключом фонтана Дианы и теургиях