передалась ни одна мамина черта. Я весь в папу: темные волосы, высокий рост и ресницы. У
Хейли мамина фигура, цвет волос и наглость.
– Ты только что вернулся домой?
Он кивает, ныряя своей ложкой обратно в чашку.
– В середине ночи поступил пациент с проколотой сонной артерией. Меня вызвали на
операцию.
– Проколотая сонная артерия? Он выкарабкался?
Он отвечает крошечным покачиванием головы.
Уух. Это объясняет сутулую позу.
– Отстой.
– У него двое детей. Ему было всего лишь тридцать девять.
Я прислоняюсь к столешнице, поедая хлопья прямо из коробки. Папа притворяется, что его
это не волнует.
– Как он…
– Автокатастрофа.
В желудке ухает. Только в прошлом году, папа рассказывал нам с Хейли, что три его
лучших друга разбились в аварии сразу после выпускного. Папа тоже был в машине и выжил. Он
уехал из Нью– Йорка, чтобы поступить КУЛА9, а затем поехал в Стэнфорд в медколледж, где
познакомился и женился на моей маме – бывшей мормонке – к большому огорчению его
собственной матери и всей его обширной семьи в Венгрии. Но пусть и прошло столько времени,
каждый раз, когда бы он ни возвращался в пригород Нью– Йорка, потеря его друзей каждый раз
чувствовалась свежей.
Это единственное, о чем мама и он вообще спорили перед нами: мама настаивала, что мне
нужна собственная машина. А папа считал, что я могу обойтись без таковой. Мама выиграла.
Проблема Прово в том, что здесь абсолютно нечем заняться, нигде, и неудобно для прогулок
пешком. Но хорошее в Прово, что здесь невероятно безопасно – никто не пьет, и все водят, как
восьмидесятилетние старики.
Похоже, он замечает только сейчас, что я одет и готов к действиям.
– Куда ты собрался в такую рань?
– Собираюсь поработать над проектом с другом.
– Отэм?
Черт. И зачем я сказал, что с «другом»?
Я должен был сказать с «человеком с занятий».
9 КУЛА – Калифорнийский Университет в Лос-Анджелесе.
– С Себастианом, – на папино недоуменное выражение мне приходится добавить. – Он –
наставник на нашем Семинаре.
– Малец, который продал книгу?
Я смеюсь.
– Да, малец, который продал книгу.
– Он же мормон, не так ли?
Я оглядываюсь, будто в комнате полно мормонов, не пьющих наш кофе.
– А разве не все здесь?
Папа пожимает плечами, возвращаясь к своей холодной овсянке.
– Мы – нет.
– А кто мы?
– Мы – освобожденные сторонники объединения еврейства, – произносит мама, вплывая
в комнату в штанах для йоги и с убранными в высокий, неряшливый пучок волосами. Она встает
рядом с папой, даря ему какой– то отвратительный, затяжной поцелуй, что заставляет меня с