На ферме всё было сделано с размахом. Если парник, то огромный, уходящий за горизонт, с ровными рядами кустиков перца. Если поле, то необъятное, сплошь засаженное ростками риса — по четыре в одну лунку. И кухня оказалась тоже под стать всей ферме: в большом зале было достаточно столов и стульев, чтобы накормить человек сто. На кухне имелись духовки, варочные поверхности, горелки, большие раковины, огромный промышленный холодильник, и всё это тускло серебрилось в полумраке. Даже питьевая вода появлялась не из банального пластмассового бака, а из исполинского автомата с космическим дизайном. Он умел не только выдавать воду любой температуры, но и производил лёд, а ещё наигрывал приятные мелодии.
Приготовления к обеду заняли буквально пять минут. Пока одни волонтёры мыли руки в многочисленных раковинах, другие достали чистые тарелки и несколько металлических ёмкостей из холодильника. В них хранились разнообразные корейские соления — кимчи, маринованная редька кактуги и ещё много другой приготовленной таким же образом зелени. Эти блюда объединяло одно — острота. В суете незаметно для нас появилась миссис О, подвижная, как капелька ртути. Она быстро перекатывалась по кухне и ловко расставляла всё по своим местам — поддоны с соленьями оказались в ряд на столе, тарелки и палочки для еды — горой рядом с рисоваркой, распахнутой её ловкими руками и уже источающей аппетитный пар. Оставалось только схватить тарелку с палочками и встать в очередь. Так проходил практически каждый приём пищи, после которого волонтёры убирали все вещи на свои места и мыли посуду.
Сам мистер О был большой шутник. Смеялся он резко и громко, и это гоготанье неизменно вызывало цепную реакцию из улыбок и смеха. Несмотря на то, что он не говорил по-английски, а мы и все остальные волонтёры — по-корейски, шутки были понятными и простыми. Например, наслушавшись наших с Пашей разговоров между собой, мистер О воодушевился и начал имитировать русскую речь, полное незнание которой компенсировал активным использованием жестов и мимики. Вот, например, скажет он: «Ай ров ю!», и две взметнувшиеся вверх руки складываются над головой в подобие сердца. Известное каждому корейцу слово «кимчи» переиначивалось на русский лад в «крымчи», как и многие другие слова, в которые мистер О добавлял раскатистый звук «р-р-р-р», считая его отличительной особенностью нашего языка. Шутили и мы. Свой утренний кофе, заваренный в суповой миске за неимением большой кружки, я называла «копи чиге» — «копи» означает по-корейски кофе, а «чиге» представляет собой густой суп, традиционно подаваемый на стол в глиняном горшке. Мистер О юмор ценил и ржал, как конь.