— Как тебя зовут? — бормочет он.
Хонор.
Почти произношу его, но это не то имя, которое я здесь ношу. Кроме того, мое имя объявляют, когда я выхожу на сцену. А он не похож на того, кто такое забывает, но после своего вопроса сжимает мою шею чуть сильнее, но осторожно, хотя и с легкой угрозой. Может схватить меня в любую секунду. Он знает это. Я знаю это. Блу, который ждет за дверью, тоже знает это, но всё сводится к доверию.
И я ему доверяю.
— Хани, — шепчу я.
Он повторяет моё имя так, словно раньше никогда его не слышал
— Хани.
Мой взгляд опускается на его рот, он жесткий. Суровые мужские губы и щетина, легкой тенью покрывающая его подбородок.
— А тебя?
— Тебе лучше не знать моего имени. — Его губы изгибаются в полуулыбке.
Я верю. Но именно эти слова заставляют меня довериться ему еще больше.
— Мне лучше не сидеть у тебя на коленях.
И не раздеваться для странных мужчин каждую ночь. Я предполагаю, что поезд уже ушёл. Его веки опускаются, выражая что-то вроде благодарности.
— Ты можешь называть меня Кипом. — Должно быть, он видит, что я ему не верю, потому что тихо смеется. — Это мое настоящее имя. Не то, что Хани.
Я вздрагиваю от неожиданного удара, но чего он ожидает? Правду?
Правды нет. Хани не является моим настоящим именем, но меня так называют каждый день, поэтому я чувствую себя все меньше и меньше Хонер Моретти. Становлюсь прозрачной, словно призрак. Иллюзорной. Это то, что скрывается во мне. Ненастоящее имя делает меня невидимой.
Он смягчается, видя выражение моего лица.
— Это сокращенно от Киплинга.
Именно в этих нескольких словах он дает мне что-то. Что-то личное. И реальное. То, что является редкостью в этом клубе. Во всем мире. Это заставляет меня хотеть большего. Я вижу старые кости, повсюду торчащие из земли. Хочу копнуть глубже, чтобы раскрыть больше правды.
— Как и Редьярда Киплинга?
Его брови приподнимаются, хотя он и пытается скрыть это. Но я это замечаю.
— Ты удивлён, что стриптизерша читает стихи? — спрашиваю я.
— Нет.
— Лжец. Хотя я не злюсь. Девушки здесь выживают. Мы карабкаемся на поверхность. Это не оставляет свободного времени для чтения.
— Значит, твои родители были его поклонниками?
— Только моя мать, насколько я знаю. — У него печальная улыбка, по-моему, я обезоружила его. Это доказывает то, что он пришел сюда с оружием.
— Я рад, что Киплинг, а не Редьярд.
Мне нравится этот способ. Более открытый. Менее угрожающий. Это расслабляет меня, и я провожу руками вниз по его груди.
— Ты вырос на рассказах о Маугли и Балу?
— До тех пор, пока я не устал от них, — говорит он. — У меня была большая книга, сейчас такую можно найти только на распродаже старых вещей. Желтая бумага и плетеная веревочка на развороте.