У меня сжимается сердце, когда я воображаю его голодным и тощим малышом.
— Так что это за история?
— Она темная, — предупреждает Кип, — как часто и бывает с этими историями. Царство зверей — жестокое место.
Тогда оно не так уж и отличается от человеческого мира.
— Я не боюсь.
— Уверена?
Я не отвечаю.
Он наклоняет голову, скрывая выражение своего лица.
— Однажды тигр был королем джунглей. Не лев. Тогда у тигра не было полос. И он правил с абсолютной мудростью и милосердием.
— Старые добрые времена, — произношу я с насмешкой.
Кип оглядывается на меня, глаза полуприкрыты.
— Но однажды два самца антилопы, покрытые кровью, пришли к нему за советом. Тигра охватила жажда крови и он прыгнул на одного из них, разодрав ему горло.
Я сглатываю. Не так далеко от человеческого мира.
— И вот тогда тигр с позором покинул джунгли. Когда он вернулся, сорняки на болоте поднялись и отметили его черными полосами, чтобы все увидели, что он сделал.
— Если бы так было в реальном мире, — говорю я, — тогда бы мы знали, кто плохой, а кто — нет.
— Я думаю, может, так и есть. Посмотри на меня. Большинство людей знают, что встреча со мной не к добру. — Он говорит о татуировках, которые вьются вверх по его предплечьям. А может быть, и о кожаной куртке, и сапогах. И о мрачной ауре опасности, окружающей его.
— Ты сам повесил на себя это клеймо, — говорю я мягко. — Не то, что тигры.
— Для меня история именно об этом. То, что мы делаем с собой. То, как мы причиняем себе боль и отмечаем себя.
Это поучительная история. Предупреждающая.
Я ничего не говорю, пока мы не доходим до тонкой, провисающей пальмы, являющейся символом мотеля «Тропикана». Я чувствую слабую тошноту, представляя маленького Кипа, малыша, который наблюдает за тем, как мать мечтает о жизни, которой она хотела. Чувствую тошноту, представляя, как тату-пистолет пронзает кому взрослого Кипа, пока он смотрит вверх, думая, что он заслужил это как какое-то покаяние — как какое-то предупреждение окружающему миру о нем.
Но он понятия не имеет, чего я заслуживаю.
— Мне жаль, что это случилось с ней. Но я — не она.
— Я знаю это.
— Ты не можешь спасти меня, или что-то сделать, что бы это ни было.
Грустная улыбка мелькает на его лице.
— И это я тоже знаю. Это не то, что я здесь делаю.
Он вручает мне мою сумку и стоит, опустив руки по бокам, пока я начинаю отдаляться. Мои кулаки сжимаются на ремнях сумки. Я останавливаюсь, глядя прямо перед собой, лишь не бы на него.
Спустя мгновение, я спрашиваю:
— Почему ты здесь?
Не может быть, чтобы только ради секса. Он мог получить его в «Гранде». Почему он хочет проводить время со мной?