Есть правила, гласящие о том, что нужно смотреть в глаза. О том, что даже для минета нужно использовать презерватив.
Но я нарушаю их. Мой язык, мои губы и даже край моих зубов работают ради его удовольствия, подталкивая его все быстрее и сильнее, чем когда-либо раньше, — не потому, что я хочу, чтобы это закончилось, а потому, что я знаю, что это случится. И когда все закончится, я хочу, чтобы он помнил меня.
Глупо. Безрассудно. Мне все равно. Прямо сейчас я хочу этого так же, как и выжить.
Он рычит и находит ритм, и я подстраиваюсь в своих движениях под его, открывая горло, позволяя ему войти глубже, втягивая воздух и используя язык в тандеме, чтобы подтолкнуть его к краю. Как и он толкал меня. Между нами — обоюдоострый меч, но не я сейчас порежусь. Кип дрожит, стонет, почти припечатывая меня к крыше, пока трахает мой рот.
Локон моих волос выбивается на лицо, дергаясь от грубых движений его тела и моего. Кип тянется вниз, и осторожно убирает локон со лба. Хоть я и лежу на кожаной куртке, с руками, прижатыми к моим бокам, пока меня трахают, используют — прикосновение все равно почти нежное.
— Боже, — вздыхает он, а затем тепло наполняет мой рот.
Я глотаю быстро, только чтобы обнаружить, что еще больше брызг вырывается из его головки. Он так обильно кончил, словно хранил все для меня всю жизнь. Я глотаю снова и снова, пока не остается лишь только слабый соленый аромат, и Кип вытаскивает член.
Он проводит большим пальцем по моей щеке, затем наклояется, вытирая каплю своей спермы из уголка моих губ.
— Спасибо, — говорит он.
Я позволяю ему укутать меня курткой, согреть себя. Только тогда я понимаю, что мне холодно. Я замерзаю, и все еще дрожу, пока он не соскальзывает под меня, сгребая в крепкие объятья.
— Шшш, — успокаивает он.
— Я ничего не сказала, — говорю я.
Чувствую его улыбку.
— Я все равно тебя услышал, Хани. Я всегда слышу. Тебе даже не нужно что-то говорить. Тебе достаточно лишь почувствовать, и я услышу это, как проклятый церковный колокол.
— Ты религиозный человек? — спрашиваю я, сонно улыбаясь.
— Нет, никогда не был. Но ты заставляешь меня хотеть им стать. Я хочу поклоняться тебе.
Его член уже снова наполовину встал, я чувствую это своим бедром. Он следует своему обещанию, поклоняясь мне своими губами, языком и пальцами, пока я не выгибаюсь на этой крыше, пока не открываю рот и не давлюсь бессвязными словами, умоляя, плача, нуждаясь, в то время как тяжелая луна довольно смотрит на нас сверху вниз.
Его член широко растягивает меня, наполняет, пока я могу только раскачивать бедрами, находясь на грани.