– Не все, князь, не лги!
«А ведь действительно, его на Освященном Земском соборе не было, – с запозданием вспомнил я. Помнится, его и коломенского епископа Иосифа Дмитрий решил не включать, пояснив, что они излиха упрямы и твердолобы. Причем отказал он им в своем доверии хитро – никто толком и не понял. Просто взял и пригласил на первое заседание руководителей епархий, находившихся в Москве, и все. И получилось, что наиболее рьяно протестовавшие против поблажек с крещением Марины Мнишек Гермоген и Иосиф в него не вошли. Не входил в состав Освященного Земского собора и архиепископ Феодосий из Астрахани, сидевший тогда в Твери. Оно и понятно – единственный, кто не убоясь кары и смерти, не признал Дмитрия.
Зато теперь они тут как тут. Подчеркивая особый статут, для них и еще четверых иерархов церкви даже поставили семь кресел наособицу от всех прочих. На мой взгляд, для совета вполне хватило бы присутствия одного патриарха, но хитрец Игнатий заранее просчитал, где будут проходить основные бои. Просчитал и… благоразумно уклонился от них, сославшись на повеление Дмитрия. Мол, ему покойный государь велел сидеть вместе с боярами-думцами, потому не следует менять установленный порядок. Пусть Федор Борисович подберет иных, кои в Думу не входят. Он, недолго думая и подобрал.
Правда, не всех. Касаемо Феодосия – да, насчет Кирилла Ростовского – не знаю, а в отношении сидящего рядом с ним владыки Пафнутия Сирского, бывшего настоятеля Чудова монастыря, где одно время скрывался Дмитрий, у меня сомнений не было. Этот явно в самой тесной связке с Федором Никитичем. Достаточно посмотреть, как Пафнутий то и дело вопросительно поглядывает на боярина, и все ясно. Еще одного, Арсения, епископа Елансонского и архиепископа Архангельского, по всей видимости, пропихнул патриарх, как земляка-грека. Седьмое кресло пустовало – владыка Новгородской епархии митрополит Исидор не успел добраться до столицы.
Учитывая, что среди духовных особ тоже имелся своего рода табель о рангах, старшинство среди присутствующих принадлежало Гермогену, ставшему застрельщиком в обличении моих грехов. Думаю, взял он на себя эту роль весьма охотно, стремясь сполна рассчитаться со мной за Кострому. Надо сказать, получилось это у него вполне и та куча, которую он на меня навалил, оказалась куда больше, чем оставленные моими спецназовцами.
Владыка обрушился на меня с первых же слов, заявив, что не след новообращенному лезть в дела православия, ибо хотя я и принял истинную веру, но некрепок в ней, иначе не творил явное непотребство в своем недавнем походе.