Очень не хватало сталкеров и их поддержки, но Никита решил не возвращаться к схрону. С Ворона сталось бы выйти на поверхность, у него могут появиться какие-нибудь попутные дела, да все что угодно. Они разминутся и не встретятся, а Никита зря потеряет время и силы. Он же теперь не имел права на ошибку: обязан выбраться и рассказать обо всем увиденном.
– Осталось немного, – сказал он самому себе, глядя в черный провал следующего тоннеля. Костерок последний раз треснул, словно соглашаясь, и потух.
Фиолетовый туман застлал все вокруг, Денис не различал ничего дальше собственной руки, да и та, вытянутая вперед, почти исчезала: пальцы казались размытыми контурами детского рисунка, на который вылили воду. По плечам, щекам, спине хлестали лианы. Поначалу ярко-зеленые и синие, живые, они преображались с каждым новым шагом, казались то липкими лентами, на которые ловят мух, то кинопленками, то лодочными канатами.
Собственное восприятие Дениса не пугало. Он знал, что спит, и мир сновидения не в состоянии причинить ему ни малейшего вреда. Просто именно так он видел барьер, которым оградили себя существа, с которыми он никогда не желал иметь ничего общего. Пройдя туман и лес, он доберется до тех, кем едва не стал, и, возможно, сможет понять хоть что-то.
Лес редел. Меж лиан стали появляться проблески света, однако туман при этом уплотнился, в нем начали проскальзывать микроскопические молнии. Одна ужалила Дениса в щеку, и по коже потекло теплое и липкое.
«Черт бы с ним», – решил Денис и ускорил шаг.
Он вышел из стены тумана, и тот остался висеть за плечами. Поляна (хотя она спокойно могла оказаться и зеркальным залом, и пещерой, и оком бури, и всем, подвластным воображению), представшая перед глазами, была освещена серебристым светом, льющимся откуда-то из-под земли. Почти у самого носа Дениса висел золотой шар. Такие же окружали слева и справа, опоясывали поляну и сидящую в центре маленькую фигурку.
«Только один, – слегка разочарованно подумал Денис. – Я думал добраться до всех».
– Один – и есть все, – ответил ему мальчик лет девяти, низкорослый, темноволосый и кого-то сильно напоминающий. Денис удивился этому – раньше эмионики не ассоциировались с кем-то конкретным. Их можно было бы сравнить с фотографиями детей в глянцевых журналах, рекламирующих йогурты или одежду: слишком уж идеальные и неживые они были. – Ты тоже один из нас, но не с нами.
Денис дернул плечом и поморщился.
– Что здесь происходит? – спросил он прямо. – Зачем такая предосторожность?
Опасность разлилась в воздухе, а ведь раньше Денис ее не чувствовал. Правда, он никак не мог понять: его ли именно это ощущение или чужое.