В одном они сходились без споров: в вопросах предвидения событий; тут он был полностью на стороне командира корабля и мог часами спорить с Белоконем.
Но ни он, ни даже Листопадов не могли предугадать, что еще случится в этот штормовой вечер, хотя уж куда бы, кажется, еще случаться?..
Старшина Титов влетел в ходовую рубку так стремительно, что едва не сбил с ног Шамшурина. Задохнувшийся от воды, ветра и стремительного бега старшина остановился, перевел шумное дыхание и только после этого подал командиру радиограмму. Листопадов пробежал ее глазами, задумался, перечитал еще раз. Молча передал Шамшурину. Тот прочитал дважды и, пожав плечами, протянул листки штурману Гончарову, который был еще настолько переполнен радостной благодарностью, что не сразу вник в смысл прочитанного. Он прочитал, еще раз перечитал, и лишь после этого его кустистые брови сошлись у переносья.
Гончаров поднимает на командира встревоженный взгляд. Но командир молчит. Теперь они молчат втроем: командир, помощник и штурман. И теперь особенно отчетливо слышно, как все еще ревет, стонет, мечется темное, неразличимое море вокруг. Титову Листопадов кивает, и тот убегает в рубку, где сейчас несет вахту Власов. В молчании проходит довольно долгое время: Листопадов все слушает, как ревет море, и легонько покачивается, заложив руки за спину, — с каблуков на носки. Шамшурин грызет ноготь, и если сейчас взглянуть на него со стороны, можно увидеть, какое у него обрюзгшее и усталое лицо. Штурман Гончаров время от времени покачивает головой и вздыхает.
И тогда Шамшурин осторожно и как-то тускло, будто не обращаясь ни к кому определенно, произносит:
— Да, но при чем тут мы?
Но командир не отозвался. Он даже не повернул головы в сторону своего помощника; ничто не дрогнуло в замкнутом лице командира. Потом он глухо произнес:
— Послушайте, Шамшурин, у вас были когда-нибудь дети?
— Я не понимаю, — вспыхивает помощник. — Вам известно…
— Мне известно только то, что мне известно, — сухо возражает Листопадов. — И я просто подумал: помнишь, ты спросил, где это я гулял прошлую ночь? А гулял я вот где…
Шамшурин слушает его молча, и нескрываемая физическая боль заметна на его лице, и думает он сейчас, как ни странно, не об Асе, нет: он думает о той безымянной женщине в Голубиной пади, в домике на краю обрывистой сопки.
— К чему мне все это знать? — возражает Шамшурин, когда Листопадов делает паузу.
— Видишь ли, просто я сейчас думаю о том, что ведь и она, — он кивает на бланк радиограммы, — она тоже чья-то дочь…
— Но у нас военный корабль, мы выполняем боевое задание. По-моему, мы не имеем права отклоняться от курса…