Да и что такое, собственно говоря, Стессель? Сейчас петербургские газеты взахлеб расписывают, как и умен он, и прозорлив, и мягкосердечен, и чуть ли не гений, а еще давно ли, кажется, в тех же самых газетах злые сатирики недвусмысленно намекали: не поймешь, мол, кто из них эполеты на плечах носит — он или его энергическая супруга?..
Он, Егорьев, видел однажды этого Стесселя в Петербурге: этакий самонадеянный тупица, осыпанный царскими щедротами. Противная манера — после каждой фразы глубокомысленно добавлять: «Нюте-е…» Как это — у Державина, кажется: «Осел останется ослом, хотя осыпь его звезда́ми»…
И вот он-то, да еще наместник царя Алексеев — страшно подумать! — нынче решают судьбы России на Дальнем Востоке…
Да и на эскадре тоже диву даешься, что делается. Флагман первого эшелона крейсеров контр-адмирал барон Энквист отдает приказания одно неожиданнее и бессмысленнее другого, от Рожественского сплошным потоком идут всяческие циркуляры да предписания…
Рожественский, конечно, неглуп, хотя и нравом крутенек. Но адмирал отгорожен от эскадры плотным кольцом своих штабных чиновников, а уж это — сущее бедствие, да и только. Вот народец так народец! Пока в чины не пробьется — отца родного не пожалеет, а пробился — так к нему не подступись. И каждый — полубог, и каждый мнит себя начальником из начальников!
Появится у тебя какая-нибудь здравая, полезная мысль — упаси бог поведать ее прямо адмиралу! Сначала изволь подробно изъяснить ее флаг-капитану, тот подумает, пожует этак неопределенно губами и, ежели сочтет твою мысль стоящей, велит представить ему подробную записку, да непременно перепечатанную на машинке, да чтоб но форме, и обязательно без подписи. Записка сия затем поступит на отзывы специалистам, те в свой черед поразмыслят, посомневаются и только после того напишут свои заключения. Засим, с заключениями, она снова поступит к флаг-капитану, и тот снова будет решать: а докладывать ли о ней адмиралу?..
Начальства хоть отбавляй, а порядка что ни день все меньше!
Успокоение от этих невеселых мыслей Евгений Романович находит в своем дневнике, который ведет с отменнейшей аккуратностью с самого первого дня плавания эскадры. Поначалу это было так, утешением в минуту сомнений, а потом — постепенно — стало каждодневной потребностью: хоть часок в сутки выкроить для дневника.
Егорьев наугад раскрывает первую попавшуюся страницу и перечитывает добросовестно подробную запись о похоронах офицера с «Осляби» лейтенанта Нелидова, сына русского посланника в Париже.
Оно, конечно, о покойниках не принято говорить плохо, а только… Знавал он этого напомаженного юнца, знавал!