- Готов биться об заклад, что ты только что представил себе королевскую гвардию в каком-нибудь неподобающем виде, - вздохнул Третий и укоризненно покачал головой.
- Спорим, не я один? - мгновенно загорелся лорд асессор.
- Воздержитесь, - посоветовала я - и была вынуждена остановиться.
Впрочем, когда бы я еще увидела эту парочку, дружно покатывающуюся от хохота?
Увы, надолго полученного заряда позитива не хватило: подвал местного участка, как и все подобные заведения, к улыбкам не располагал.
Штатный палач сидел в полутемном коридоре и выглядел таким изможденным, будто сам провисел полночи в кандалах у стены. При виде меня он машинально сотворил жест Равновесия, явно приняв меня за жрицу, и почтительно поклонился. Пришлось во имя маскировки ответить ему тем же.
- Так и не раскололся, - с тяжелым вздохом признался палач, разглядывая темно-синий подол храмового платья. - Только кричит и матерится беспрерывно. Я его пока оставил в камере, а то, не ровен час, так и окочурится, ничего не сказав.
- Понятно, - деловито кивнул лорд асессор и махнул рукой, уверенно направляясь дальше по коридору. Участок он, похоже, знал как свои пять пальцев, и искать нужную камеру ему не приходилось. - Посмотрим, не пожелает ли господин приобщиться к Равновесной благодати…
На скрип двери “разбойник” едва повернул голову, и в скупом свете желтоватой лампы стало видно, что он не так уж далек от того, чтобы приобщиться к благодати без помощи земных посредников. Палач и впрямь перестарался, пытаясь добиться результата: еще пара часов в таком же режиме - и уморил бы пленника.
“Разбойник”, поняв, что мучитель и не думает возвращаться, быстро потерял к нам интерес и отвернулся, лениво пошевелив прикованной правой рукой. Вторая безвольно висела в браслете, соединенном цепью с кольцом в стене, и, похоже, не двигалась вовсе. Лицо потеряло симметричность, расцвеченное следами свежих побоев, и шрамы выглядели так беспорядочно, будто он по юности высадил стекло рожей. На груди и животе рисунок еще сохранился, а вот по внешней стороне бедер наливались внушительные синяки, разрушающие узор.
Но самым страшным было не это, а отрешенный, безразличный взгляд, устремленный вглубь себя.
“Разбойник” не надеялся на спасение, не надеялся, что удастся сбежать или купить себе свободу, и даже не мечтал о том, чтобы больше не было больно. Он просто стоял, прикованный к стене, голый, избитый, обожженный, со сломанной рукой - и терпеливо ждал, когда же все закончится.
- Хоть бы с дамой поздоровался, - хмыкнул Рино, подцепил ногой стул и привычно хлопнулся на него с размаху, не обращая внимания на пятна на спинке.