— Тебя так никто не будет любить, как папа…
Потом они помолчали вдвоем, каждый по-своему вспоминая утерянное. Сава уловил намек на трудности во втором браке, но развивать тему не стал. В одну речку, нельзя войти дважды. За два года, прошедших после развода, он лишь несколько раз виделся с дочкой. Теща стояла насмерть, заградив своим мощным телом путь к «несчастной внучке от этого аборигена», и было ясно, как день, что никакая сила не сможет изменить отношение родителей к прибывшему в столицу из Козыревки.
Прошел еще год, и в один пасмурный день его арестовали на съемной квартире. Предъявили обвинение в убийстве бывшей жены. Как он ни брыкался, суд вынес строгий приговор. Учитывая, что преступление совершено впервые и есть положительные характеристики, Сава загремел не на всю пятнашку, а «только» на девять лет.
Позже, обсуждая случившееся с Ханом на зоне, Сава открыл для себя, что страна за двадцать лет перестроилась и стала жить по закону «человек человеку волк». Социальная справедливость и всеобщее братство осталось где-то в школьном прошлом. Все покупалось и продавалось, все стало платной услугой. Кучка беспринципных людей с двойным гражданством реализовала свои политические амбиции, дорвавшись до власти. Как всегда, чужими руками. Даже на зоне немалая часть осужденных разделила его судьбу. Возможно, когда-нибудь Сава сможет узнать, кто и зачем подставил его, но Хан сразу заявил, что в его истории замешаны деньги и столичная квартира родителей убитой Маши. К бабке не ходи.
Где и как воспитывалась Полинка после убийства ее матери, Сава так и не узнал. Все его письма вернулись в колонию с надписью «адресат выбыл». Сейчас дочке должно быть восемнадцать. Кто он ей теперь? Единственное письмо, которое художник получил на зоне, было от соседа по дому на Петрице. На его даче был пожар. Заключение полиции было коротким — бомжи залезли в пустой дом и были неосторожны с огнем. Все сгорело дотла. Сейчас никто и слушать его не станет по этому поводу. Выходит, что в той жизни от него не осталось даже воспоминаний, только «дела» в каком-нибудь архиве.
Нетронутая турка с давно остывшим кофе и пустая чашечка белого фарфора были безмолвными свидетелями размышлений Савы Скворцова, сидевшего в чужом халате уютной дачи женщины с короткой прической и умным взглядом. Вчерашнее событие уровняло их судьбы с Орловым. Они оба теперь ничего не значат в этой жизни. Странно, но Сава как-то по-особенному относился к Дмитрию Николаевичу. Они не были в дружеских отношениях, но многие его слова и дела воспринимались, как наставления. Да и Хан, при всей сложности их отношений тоже как-то по-отечески опекал бывшего художника. Возможно, судьба подобным образом компенсировала пацану из Козыревки потерю родителей в раннем детстве.