– Бред, – произнес я, листая страницы.
Показались цветные картинки. Видимо ранние работы, когда Унылый мог выбирать цвет карандашей и ручек. На рисунках, почти везде он ярко выделял вторичные половые признаки – особенно женскую грудь. С какой-то нежностью он прорисовывал лица.
– Обычно в анатомии настолько детально лица не рисуют, – произнес я и замолчал.
Подписи. На предыдущих страницах они, нанесенные внизу листа, потекли. Тут же я смог разобрать.
– Девочка в лесополосе, брюнетка, лет двадцать. Очень красивые глаза, – тихо прочитал я.
Подпись не врала, на рисунке девушка с вырванными глазными яблоками. Их же Унылый нарисовал рядом, наколотыми на тонкую проволоку.
– Это что за тетрадь ужасов? Он что, псих, такое рисовать? – спросил я. Нет, понятное дело, что не с натуры, но все равно мерзко.
– Он – да. Лечился даже в больнице. Помогло, как всегда, сокращение коек, мало денег у государства, – Дельный усмехнулся, и поправил сам себя, – мало денег у государства на нужды людей. Вот его и выпустили.
– Он опасный. Если рискнет и на самом деле кого-то вскроет? – удивился я.
– Кузьма, ты тупой? Это рисунки с места преступлений. Расчлененка. Девочки от пятнадцати и старше, почти все – вскрыты, как тушки мяса на базаре.
– Врешь, – вырвалось у меня. Наверняка хочет очернить Унылого!
– Нет. Я бы сам не поверил, но последняя жертва, это уже возле Зоны. Я же больше живу на Границе Зоны, вокруг нее всегда сбываю товар. Девочку обнаружили в лесу, голую и без мышц на ногах. Срезал он их, до костей. Потом уже, у Гунча другие нашептали, и я порылся в его тетрадке. Все совпало.
Я начал лихорадочно листать, страницы рвались, как-будто тетрадь не хотела мне больше ничего показывать. Я раздраженно рванул, вырвал листы и наконец-то добрался до крайнего рисунка.
Девушка, подвешенная на ветке, связанная, как муха, попавшая в цепкие лапы паука. Левое бедро превратилось в мышечные лохмотья. Будто мясник разозлился и чикал в ярости, пытаясь добраться до кости. Подпись – «Лес. Рыжая. Тощая, сопротивлялась, неудобно резать».
Я выругался. Еще раз, повышая голос. Вспомнил, как Унылый стоял над порванным солдатиком, с торчавшей плечевой костью. Я думал ему плохо! Вот почему Чес говорил, вид крови грузного не пугает, и что на ножах он фору даже бандитам даст. Нет, Унылый не пугался, а стоял и любовался кровью: и солдата, и наемника. Я бросил тетрадь на стол, резко потянулся к автомату. Дельный ожидал такой реакции, успел отдернуть, но не до конца. Я крепко схватил за ствол:
– Дай. Мамой клянусь, в тебя не буду стрелять.