А когда в нее стал неумолимо входить большой, горячий ствол, раздвигая непослушные мышцы, лишь слегка увлажненные – и, как смутно подозревала девушка, ее собственной кровью, – она чуть не задохнулась от странного ощущения, охватившего с ног до головы. Оно вырвалось из груди, затопило тело, добралось до разума, отодвигая реальность и бесконечную боль, и осознание навалилось внезапно, пришло яркой вспышкой, после которой в голове осталось одно слово. Ненависть. Она заслонила все, заполнила до последней клеточки, отрезая от окружающего, от боли, давая силы выдержать и не провалиться в темноту, стискивать зубы, а не скулить, как больное животное. Он ведь все равно не хотел слышать ее голос… И она молчала, уже точно зная, что выйдет из этой комнаты другим человеком. Больше куколка терпеть не будет, хватит с нее, и даже страх боли отступил под напором нового проснувшегося чувства, которое дарило куда больше свободы и какого-то странного, пьянящего ощущения, чем прежнее равнодушие.
…Сильные пальцы, совсем недавно дарившие столько неприятного, теперь бережно, даже нежно скользили по израненной коже, источая прохладу и успокоение. Ее уже развязали, уложили на живот, освободили рот. Все, что она произнесла с тех пор, – только слова, которые он хотел услышать:
– Спасибо… господин.
Едва заметная заминка вышла сама собой, но, кажется, хозяин не заметил или не придал значения: никаких грубостей не последовало.
– Умница, – довольно шепнул он, убрав ее спутанные волосы со спины, и медленно провел ладонью до поясницы. – А теперь полечим тебя немножко, мы же не хотим, чтобы у других появились вопросы, правда?
Она не ответила. И не потому, что решила быть покорной. Девушка чутко прислушивалась к себе, осторожно исследуя то новое, что теперь поселилось внутри, заняв место там, где раньше царила пустота. Требовалось время, чтобы привыкнуть и понять, что же с этим делать дальше. И заодно как себя вести с… хозяином. Называть его так куколка тоже уже не хотела, но пока у нее нет выбора. Он между тем обтер ее ягодицы, и пришлось прикусить кожу на руке, сдерживая стон, – снова было больно, кожа серьезно пострадала от недавней порки.
– Надеюсь, ты помнишь, что, если попытаешься сказать хотя бы слово, поверят мне, а не тебе? – будничным тоном произнес мужчина, неторопливо втирая в пострадавшие ягодицы какую-то прохладную мазь, моментально успокаивавшую кожу.
Девушка подозревала, что здесь не обошлось без магии, иначе вряд ли хозяин этой комнаты применил бы такое жестокое наказание с серьезными последствиями для жертвы.