Он не видел, как замерцала его татуировка, высвобождая лишние, чужие чувства, а девушка вдруг напряглась, натянулась как струна. Мужчина же, вцепившись одной рукой в ягодицу куколки, другой так и держал ее за волосы, темп его движений нарастал с каждым мгновением. И в момент, когда его накрыла темная волна наслаждения, увлекая за собой, злость ушла, впиталась без следа, как много раз до этого. Но с другими…
Она ощущала себя разбитой и совсем слабой, в голове царила звонкая пустота, а еще… Лицо было мокрым. Сердце колотилось испуганной птичкой, она мелко дрожала и не смела пошевелиться, слушая тяжелое, хриплое дыхание хозяина около уха. Он прижимался к ее израненной спине, совершенно не заботясь о том, что причиняет этим боль, между ног неприятно саднило, низ живота тянуло. А ведь когда они выйдут отсюда, нужно делать вид, что все в порядке, – так хотел он, а она должна подчиняться.
– Маленькая моя, – вдруг услышала она мягкий шепот, полный странной нежности, и ощутила, как волосы погладила ладонь. – Значит, ты тоже так умеешь, да? Забирать лишнее и освобождать?.. Умница моя… – Теплые губы поцеловали за ухом. – Мы проверим, только ли это чувство ты умеешь впитывать, хорошая моя, как только представится возможность. А теперь пойдем, тебе нужно привести себя в порядок.
Поднимаясь с кровати на дрожащих ногах, отметив, что по бедрам неприятно стекает что-то липкое и теплое, она неожиданно осознала, отчего ее лицо мокрое. Слезы. Она плакала. И хозяин это тоже заметил, ухватив за подбородок и заставив смотреть себе в глаза, уже вполне человеческие. Он молча стер пальцем влагу с ее щек, посмотрел долгим взглядом, склонив голову к плечу, потом медленно улыбнулся.
– Ты плакала, девочка, – тем же мягким голосом произнес он, потом наклонился и поцеловал ее в уголок рта. – Тебе было больно? – с искренним сочувствием спросил он и погладил ее дрожащие губы.
– Д-да, господин, – пробормотала она, не в силах справиться с мелкой дрожью.
– Ну ничего, здесь можно сполоснуться, а потом мы тебя подлечим, – заботливо пообещал он, обняв ее за плечи, и потянул в дальний угол комнаты.
Она же, бредя за хозяином, поймала себя на отчетливом понимании: она боялась. Боялась новой боли, боялась оказаться в этой комнате. Боялась того, кто шел рядом и теперь ничуть не походил на того разъяренного сумасшедшего, отхлеставшего до крови и жестко взявшего, ничуть не заботясь о ее желании. Страх – именно это чувство пробудилось в ней, когда по удивительному стечению обстоятельств она помогла Карателю избавиться от чужой злости, наверное, если судить по его поведению. И что делать с этим вновь проснувшимся в ней чувством, она не знала.