— Ладно, взвесьте мне два кило, — смирился Данилюк.
Продавщица взвесила и выжидательно уставилась. Данилюк, привыкший к отсутствию в загробном мире денег, несколько растерялся.
Вместо него мятую рублевку протянул Валерий. Продавщица кинула ее в кассу и отдала туго набитый бумажный кулек.
Уже на улице Валерий объяснил, что деньги у него появились сами собой — просто потому, что надо было расплатиться.
— Воображаемые, как в Лимбо? — догадался Данилюк.
— Ну да.
— А… ими вообще законно платить?
— Так и товар ведь тоже воображаемый, — развернул кулек Валерий. — Мы же в Загробье. Та почтенная матрона была лавочницей при жизни — остается ею и здесь. И ассортимент у нее ровно такой же, какой был тогда. И у каждого, кто заходит в ее лавку, в карманах лежат ассигнации требуемого номинала. Это ведь даже не мое подсознание сработало, а ее. Я-то понятия не имел, сколько нужно заплатить.
Данилюк внимательно посмотрел на макароны. Кинул одну трубочку в рот, с хрустом разжевал.
У макарон был вкус макарон.
— А эти штучки разве не надо вначале варить? — с сомнением глянул на него Валерий.
— Надо. Но нам же негде.
— Ну отчего же? Найдем, где.
Через полчаса они сидели в беседке, в одном из бесчисленных дворов этого огромного безымянного города. Рядом на печке-буржуйке булькала кастрюля с макаронами.
Кастрюлю Данилюк с Валерием позаимствовали в случайной квартире. А печка здесь уже была — хотя почему она стояла в беседке, сказать трудно.
Во дворе тлела жизнь. На лавочке вели чинную беседу старушки в платочках, за столом забивали козла четверо дядек с мозолистыми руками. Какой-то автомобилист лежал под своей колымагой.
Разве что детей не видно. У духов с возрастом вообще обстоит непонятно. Одни навсегда остаются такими, какими умерли. Другие возвращаются в юные годы. Третьи, наоборот, продолжают взрослеть и стареть — но тоже до определенного предела.
Дети продолжают взрослеть почти всегда. Вечно маленькими остаются очень немногие. А в двадцатом веке детская смертность и так была очень низкой, поэтому такие призраки в Загробье редки.
Слив воду, Данилюк с Валерием принялись уплетать макароны. Никакой нужды у них в этом не было. В путешествии они ели нечасто — только если угощали встреченные духи или на пути оказывалось заведение вроде Призрачной Корчмы.
Но здесь, в этом маленьком дворике, с его ржавыми гаражами, трансформаторной будкой, бесполезными песочницей и горкой, Данилюк чувствовал себя как-то по-домашнему. И разваливающиеся макароны из советского продмага только добавляли уюта и теплоты.
— А ведь где-то здесь и мой дедушка может быть… — вдруг произнес Данилюк. — И дядя двоюродный…