— Что собираешься делать первое время?
— Планов громадьё, дед Матвей, — ответил Борис, — ворота первым делом поправлю, а то ни выехать, ни заехать толком — перекосило все, сам видел. Дрова надо где-то брать на зиму, мебель кое-какую купить и привезти. Короче — хозяйством обзаводиться надо. Где доски брать, подскажешь?
— Если старые подойдут, то можно какой-нибудь сарай из брошенных домов разобрать, а новые только на пилораме. Ближайшая километров двадцать отсюда, в поселке. Придется у Зинки самогонку брать, доски купишь, а повезут только за самогонку, но и за бензин заплатишь, естественно, — пояснил дед Матвей.
— Значит, буду брать самогонку, — улыбнулся Михайлов.
— Я вижу, вы основательно задумали обустроиться. Выходит, не на время, надолго обоснуетесь, — сделала вывод тетя Валя, — дом хороший, самый новый в деревне, всего-то сорок годков ему. Не страшно в чужой дом въезжать?
— В каком смысле? — не понял Борис.
— Последними в нем чуваши жили. Муж с женой, детей трое, — стала объяснять тетя Валя, — решил хозяин перегородку в горнице деревянную поставить, чтобы дети отдельно от них спали. Комната хоть и большая, но одна. Стал он брусья прибивать, а дом не дал.
— Как это не дал?
— Вот так и не дал. Не смог хозяин даже брусок прибить — попадал все время не по гвоздю молотком, а по пальцам.
— По гвоздю может любой не попасть, — усомнился в пояснении Борис.
— Э, нет, он все время не попадал — не давал дом, не хотел ни каких перестроек. Не знаю, чем и как это объяснить можно. Ты говорил — ворота перекосились. Они давно перекосились. Чуваш тот хотел новые поставить, но опять не смог. Подойдет к воротам, чтобы их снять, а в пояснице прострел сразу, подойдет в другой раз — схватит живот. Так и уехал он, два года дом пустует, никто не въезжает — боятся. Учителка в нем жила с маленьким сыном, очень хорошая женщина, вот дом и не пускает чужих, не дает ничего переделывать. До чувашей несколько наших деревенских семей в него переезжали, но дом и их выгнал. Жить разрешал, а переделывать нет. Каждый хотел немного по-своему дом обустроить — не получилось. Так что ты, Борис, живи, но ворота не трогай. Или другой дом выбери для жилья, они, правда, хуже по состоянию, но можно сделать ремонт, переделать по-своему.
— Да-а, история… Я верю вам, тетя Валя, но останусь в этом доме, надеюсь, что сумею договориться с ним.
— Ты извини, Борис, что не сказал тебе сразу правду о доме, считал, что не поверишь, — стал оправдываться дед Матвей, — но Валентина правду говорит. Как ты с домом договориться сможешь? Его учителка охраняет, так считают в деревне. Если только найти ее и спросить разрешения, тогда дом пустит, но где же ее найдешь и жива ли она? Зина, не самогонщица, дочь наша, долго ее искала, но так и не нашла. Хотела просто сказать ей спасибо за то, что занималась с ней. Ее считали немного слабоумной другие и хотели отправить в спецшколу. А она не дала, занималась с ней много, считала нормальной. Сейчас Зина институт закончила, в городе живет и очень благодарна учителке.