Он наклонился к ее губам.
«Клянусь, как только появится возможность, я ударю его ногой прямо в пах», – поклялась она.
Эмили расцарапала ему грудь, но она была такой уставшей, а ее голова стала тяжелой и мутной, что это напугало ее. В уголках глаз девушки появились слезы.
Губы Джонатана переместились на ее шею, но, как только он освободил ее уста, из горла Эмили вырвалось горькое всхлипывание.
Она разрыдалась вовсю, и Джонатан замер. Пораженный, он отстранился.
– Боже мой. Вы действительно не хотите меня.
Его поистине шокированный вид вызвал у Эмили облегчение. Ее поведение, казалось, ужасно напугало его.
Девушка совсем ослабела, смогла лишь кивнуть, а затем снова чихнула.
– Прошу прощения, мисс Парр. Я думал… не важно. Я сделал вам больно? – Он слез с нее и сел рядом.
Эмили легла на бок, отвернувшись от него, и разревелась. Джонатан неловко похлопал ее по спине. Он не мог понять терзаний ее сердца и души, того, что разрывало девушку на тысячи мелких частиц. Она рыдала о жизни, которую оставила позади, о любви, которой уже никогда не будет.
– Тише, тише, – пытался успокоить ее он.
Она почти перестала плакать, только всхлипнула раз или два, немного дрожа.
– Кажется… мне нехорошо… – начала она.
Громкий стук в дверь оборвал ее речь.
– Мы заняты!
Стук перерос в яростные удары. Джонатан, ворча, поднялся и двинулся к двери, не надев рубашки.
Когда он открыл, на целых две секунды воцарилась тишина, прежде чем кто-то заорал и парень второпях начал умолять дать ему возможность все объяснить. Первый удар через открытую дверь попал камердинеру прямо в челюсть.
Годрик оставил Седрика в гостиной и пошел проверить, как там Эмили. Она выглядела очень бледной, и он беспокоился.
«Я почитаю Эмили! Ей это понравится».
Такое стремление удивило его, желание оставить друзей, чтобы проверить, как там она, было прекрасно. Но ей, наверное, нужно некоторое время побыть одной – женщинам часто этого хочется, они очень загадочные создания. Хоть он и осознавал это, однако скучать по ней меньше не стал. Он схватил книгу в кабинете и поспешил наверх.
По пути в ее спальню прошел мимо комнаты, в которую не заходил несколько лет. Почувствовав странное желание, открыл дверь. Это была прелестная детская, даже при слабом освещении он увидел желтые стены, украшенные живописными пейзажами. Картины нарисовал отец Годрика за месяц до рождения сына.
Герцог вспомнил, как отец указывал на огромный фрегат с пушками, направленными на пиратский корабль, и его глубокий голос рокотал, когда он рассказывал старые сказки.