Взгляд Годрика остановился на другом пейзаже, где у зарослей тростника стояла корзина с младенцем, а египтянка опустилась на колени, чтобы посмотреть в нее. Повествование о Моисее – любимый рассказ его мамы. Потерявшийся ребенок, которого любили две матери.
Его горло сжалось, когда он подошел к пустой кроватке. Поблекшие одеяла были идеально сложены, на гладких краях кровати собралась пыль. Он провел пальцем по белому дереву, восхищаясь искусной работой мастера. Призраки его родителей были такими живыми в этой комнате, хотя последний раз он замечал это очень давно. Даже несмотря на то, что отец намного пережил его мать, Годрик всегда чувствовал: папа умер вместе с ней, по крайней мере, в душе.
Это были горько-сладкие воспоминания. Как же изменился его отец после потери мамы. Человек, чьи талантливые руки создали такие живые фантазии, превратил эти руки в кулаки, бьющие единственного сына.
Ни один ребенок никогда не должен выбирать между желанием, чтобы отец ушел, и страхом настоящего насилия. Полжизни его преследовал кошмар о разрушенных отношениях с единственным живым родителем.
Годрик спрашивал себя, смог ли бы он восстановить нежную магию тех ранних лет, когда мама была еще жива, а глаза отца светились радостью. Могли бы они вернуться, те заветные часы любви и безопасности? Это казалось невозможным.
Годрик не способен был забыть ужасное опустошение после смерти матери. Он часто выглядывал из окна детской комнаты, ожидая, когда отец отойдет от могилы вдалеке. С молчаливым терпением перепуганного ребенка он каждую ночь задерживался у отцовской двери, надеясь на поддержку. Объятие, улыбка, любой признак привязанности, любой знак, что он не забыт. Несколько месяцев спустя безразличие отца переросло в насилие.
И тогда Годрик отчаянно пытался спрятаться, притвориться, что его не существует. Это было довольно легко, жить как призрак в одиноком поместье.
Перед ним внезапно появилось видение, расщепляя темные воспоминания лучом света: комната была озарена масляными лампами. Какая-то леди с золотисто-каштановыми волосами склонилась над кроваткой и тихо ворковала. Она повернулась к нему лицом, фиалковые глаза были широко открыты от удивления из-за чуда – ребенка – перед ней. Чудо, которое они вместе произвели на свет.
Видение исчезло. Эмили и ребенок. Мечта, которую он, однако, мог воплотить в реальность. Герцог провел рукой по мягкому хлопчатобумажному детскому одеяльцу, страстно желая наяву увидеть ребенка, который ему привиделся. Он бы любил его, мальчика или девочку, лелеял и воспитывал, чтобы дитя росло прекрасным, так же, как делала его мать. Женщина, которую он любил. Любил.