– Ты засыпаешь, а я обещаю, что не сбегу в ближайшие восемь часов. Это справедливый уговор, – сказала Эмили.
Он застонал.
– И шестнадцать часов для возможности побега.
– Ну, если ты такой пессимист, то это меня не волнует.
Годрик придвинулся ближе и прижал ее к себе.
– Спи со мной каждую ночь. Пообещай это, и я соглашусь.
– А под «спи» ты подразумеваешь невинный и безвредный сон?
Озорной огонек, смешанный с лунным светом в ее глазах, приводил его в восторг.
– Хм… да, но, если ты захочешь, чтобы все изменилось, я готов сделать тебе одолжение.
– О, в этом я не сомневаюсь, – прошептала Эмили, зевая и прикрывая рот рукой.
Она попыталась повернуться на спину, но Годрик крепко обнял ее сзади. Он зарылся лицом в ее волосы, в легкий цветочный аромат, напоминающий о саде. Он вспомнил тот давний день, когда впервые увидел ее – девушку, которая стояла на коленях и пропалывала клумбу в саду в окружении цветов, с парившей над ней бабочкой. Губы герцога вздрогнули. Он ощущал себя тем мотыльком, ищущим покоя в ее присутствии.
– Не могу поверить, что позволяю это… – Ее голос был едва различим.
– Дай мне время, и ты никогда не захочешь уйти.
Он нежно поцеловал ее затылок, и она вздохнула, почти сразу же уснув. Годрик так сильно ее хотел, но он держал себя в руках и считал в обратном порядке от ста на греческом: «Ekato, eneida enia, eneida okto, eneida efta…»[6]
Годрику приснился самый чудесный сон. Эмили свернулась в его руках, найдя тепло и защиту от своих кошмаров. Он редко спал со своей бывшей любовницей, Эванджелиной. Хотя она и вела себя как озорная искусительница в постели, спать с ней ночью было просто ужасно. Она брыкалась, сопела и часто перетягивала одеяло на себя, так что ему не нравился этот опыт.
Годрик видел слишком реалистичный и совершенный сон. В нем отсутствовало что-либо сексуальное, было лишь расслабленное тело Эмили, переплетенное с его. Она уткнулась лицом в ложбинку между его горлом и грудью, тело девушки наполовину накрывало его, расслабившись во сне, она лежала с кошачьей грацией, которой обладали только истинные женщины.
Кольца ее волос красновато-коричневым водопадом спадали на подушку, и солнечные лучи скользили вниз по волнам заманчивыми узорами. Одной рукой он обнял ее за талию, удерживая рядом с собой. В том мироздании Эмили была только его. Она не принадлежала никому другому, и он не должен был делить ее с миром.
К сожалению, Эмили не хотела зависеть от него. Почему она так чертовски свободолюбива? Если бы она сдалась, Годрик мог сделать ее самой удовлетворенной женщиной. Он бы накупил ей дорогущих платьев, богатых украшений и всех лошадей, каких она только бы пожелала. Он хотел ее больше всего на свете.