— Спасибо за помощь, Хавьер, — сказала она вежливо, задержав взгляд на татуировке и подвеске в виде черепа. В колледже, вспомнила она, Линди была более расположена к мужчинам в строгих костюмах от «Братьев Брукс».
— Не стоит, — скромно ответил он и удалился.
— Я не делала того, о чем ты подумала, — немного погодя прошептала Линди в коридоре, когда они собирались разойтись по комнатам. — На самом деле, Мэгги. Сама мысль. Отвратительно.
— Где ты нашла этого парня?
— Хавьера? Он… он ждал приема у доктора Кляйна.
— Он ходит к твоему психоаналитику?
— Ну да. Конечно.
— Это звучит не очень мачо.
— Откуда этот расизм, Мэгги?
— Извини. Он просто не похож на того, кому нужен психоаналитик.
— Поскольку его родной язык испанский, верно? Это еще одна низость с твоей стороны.
— Еще одна низость? — безвольно повторила Мэгги.
— Да. А кто только что вернулся из Венеции после разгула с парнем, который тебе в сыновья годится?
— Это совсем другое, Линди. И ты знаешь об этом.
— Потому что он англичанин и большая, черт побери, звезда в рок-музыке, да?
Мэгги почувствовала стыд и усталость, она была обезоружена.
— Я думаю, что вся эта дурацкая деревенская жизнь в Новой Англии плавит тебе мозги, — горько сказала Линди и оставила дрожащую всем телом Мэгги одну в коридоре.
Херес оказался недостаточно крепким. Вместо него Мэгги достала бутылку односолодового виски и опрокинула первый бокал, словно завсегдатай одного из старых баров на Третьей авеню, в которых на мармитах полно солонины с капустой. Затем она налила себе еще на два пальца в высокий тонкий бокал для флипа, чтобы пить медленно. Часы над раковиной показывали без четверти четыре. Когда на кухонном столе зазвонил телефон, она приняла его за маленький НЛО, полный злобы чуждого мира. Но вместо того, чтобы швырнуть его об стенку или продолжать слушать, как он звонит, она дотянулась до трубки, поскольку, помимо всего прочего, ей было любопытно узнать: какой безмозглый идиот может звонить в такое время.
— Это Свонн.
Она не удержалась и рассмеялась. Все напряжение и ужас прошедшей ночи превратились, как в колбе алхимика, в четкое понимание абсурдности жизни.
— Чувствую, ты меня простила, — осмелился произнести Свонн.
— Нет. Просто мне было интересно, какой кретин мог позвонить в это время суток. — Она снова рассмеялась. — Теперь я знаю.
— А который у вас там час?
— Около четырех утра.
— Боже милостивый! Я неправильно высчитал.
— Все равно я не прощу тебя. Ты — напомаженный членообразный кусок английского дерьма.
— Я очень сожалею.
— А как там Регина?