Большие каникулы Мэгги Дарлинг (Кунстлер) - страница 105

— Ты что, действительно готова поболтать?

— А почему нет? Я сижу в кухне, нагружаюсь виски по семьдесят долларов за бутылку, поскольку мой сын попытался сегодня вскрыть себе вены.

— Боже мой! Из-за чего?

— Я не хочу об этом говорить. Как Регина?

— Она ушла к Тедди Дэйну.

— Полагаю, она вне себя от очередного приключения.

— Нет. На самом деле он неплохой парень.

— Ну, да…

— И мне кажется, что у них настоящая любовь.

— А что было у нас, Свонни?

— Ох, моя дорогая миссис Дарлинг. Я недостоин вас.

— Ты выражаешься очень красиво.

— Но знаешь, у меня все из рук валилось от постоянного беспокойства. Как мы могли с тобой жить вместе? В номерах гостиниц в незнакомых городах? Все казалось таким безнадежным и невозможным. А я не мог заставить себя все это обсудить открыто.

— У меня были те же мысли, мой дорогой.

— Правда?

— Я не находила слов, чтобы объяснить, что из этого ничего не выйдет. Я не подхожу на роль поклонницы знаменитости. Если это тебя утешит, то я все разно вернулась бы домой.

— Это плохое утешение. Я полон желания обладать тобой. Но буду ли я когда-нибудь с тобой теперь?

— Да, это так.

— Так — это буду? Или не буду?

— Нет. Никогда больше.

— Я спрашиваю, потому что мне через месяц нужно будет вернуться в Нью-Йорк, чтобы закончить микширование альбома.

— В Нью-Йорке полно молоденьких девушек.

— Я правильно понял, что не стоит надеяться на твою благосклонность?

— Твое понимание подтекста безошибочно.

— Ну, тогда что?

— Ох, пока ты не исчез, как идет съемка?

— Чушь сплошная. Тесла стал совсем голливудским. Большинство сцен сейчас кончаются взрывами. Я буду очень счастлив, если это не разрушит мою карьеру. К слову, хочу тебе сказать, по-моему, я Регине не был нужен ни на йоту.

— Откуда ты знаешь?

— В тот вечер она еще до наступления ночи оказалась в постели другого мужчины.

— Да, это действительно довольно убедительное свидетельство. А как молодой Стив Эдди?

— Найджел полностью развратил его. Предполагаю, что он уже никогда не восстановится.

— А я предполагаю, что ты восстановишься, Свонни.

— Ты думаешь?

— Ты всегда сможешь петь в каком-нибудь заведении.

— Ты чертовски замечательный парень, Мэгги.

— Ты попал в самую точку. Хороший парень.

— До свидания, моя самая дорогая миссис Дарлинг.

— До свидания, мой бедный мальчик.

Из дома стали пропадать вещи. Первой пропажей, замеченной Мэгги, был рубинового цвета кувшин, стоявший в нише у лестничного пролета. Она приметила его летом 1989 года во время распродажи домашних вещей в Мэне в куче дешевых китайских соусников, еще более дешевых пластиковых чайных чашек и другого мусора из распадающегося на составляющие хозяйства какой-то почившей старой девы. Позже представитель «Сотбис» оценил этот рубиновый кувшин в тысячу двести долларов. Но денежная его стоимость значительно уступала любви, которую Мэгги питала к абсолютному совершенству этого шедевра. Теперь он исчез. Она испытывала острое чувство стыда и вины от одной только мысли, что может заподозрить в краже кого-то из домочадцев. Например, прачку Квинону, мать-одиночку из Норуолка, двадцати одного года, которую иногда довозили до фермы Кеттл-хилл совершенно развратные типы. Или Хавьера. Она пыталась убедить себя в том, что ее подозрения по отношению к нему основывались исключительно на его татуировке, но более суровый голос внутри нее настойчиво повторял, что она — расистская сука. Аналогичные мысли появлялись и по поводу Флоренс, дневной горничной. Ее подозрения были противны ей настолько, что она отказалась думать об этом рубиновом кувшине вообще, каким бы великолепным он ни был.