Следующие несколько дней прошли стремительно: занятия, домашние задания — их становилось все больше. А еще я начала исполнять обещание, данное куратору во время поступления — помочь Сигни и Дойлу с математикой. Так что я почти все время была либо с ними обоими, либо с Сигни. С Рейном мы по-прежнему сидели вместе на занятиях да в столовой, а вот свободного времени у меня практически не оставалось. А еще мастер Данер исполнил свою угрозу — у нас началась полоса препятствий.
Какие слова найти, чтобы описать ее? Пожалуй, лучше всего сказал о ней Дойл после первого занятия, правда, в его речи на три минуты из печатных слов были только предлоги и союзы. Всевозможные веревочные мосты или просто веревки, протянутые над канавами с жидкой грязью, гладкие стенки, на которые смог бы залезть только человек-паук, туннели, подходящие разве что для таксы… Словом, все время, пока мы проходили полосу препятствий, у меня в голове крутились одни и те же строчки:
А vacation in a foreign land
Uncle Sam does the best he can
You’re in the army now
Oh, oh, you’re in the army now…
Возвращались в общежитие мы после этих занятий в виде грязевых монстров, грязь буквально текла с нас. Несколько раз даже пришлось пропустить обед, чтобы успеть вымыться до следующего занятия…
Кстати, пройти полосу препятствий полностью пока не удавалось никому, хотя лидировали в прохождении Кэл и эльфы. Впрочем, с занятий они шли такие же грязные и злые, как и все, и на надменных эльфах грязь смотрелась особенно… экзотично, заставляя меня кусать губы, чтобы не рассмеяться, глядя на них, а в особенности — на нервно дергающиеся острые уши.
Все изменилось вечером, когда мы втроем — я, Сигни и Дойл — сидели за математикой. В дверь постучали, требовательно и зло, мы переглянулись, и Сигни крикнула:
— Эй, кто там?
Ответил Лан:
— Я и Рейн, откройте!
Переглянувшись, мы открыли дверь. Рейн буквально ворвался в дверь, быстро окинул взглядом всю картину: гору учебников, тетради, сопящих от старания ребят, и стушевался:
— Лин, прости, что я так ворвался, но…
— Рейн, что происходит? — я была не на шутку рассержена. — Ты влетаешь в нашу комнату, ведешь себя так, как будто у меня здесь рота врагов, а теперь мнешься, не желая давать объяснения!
Он как-то растерянно взглянул на меня, перевел взгляд на Лана, точно ища поддержки, однако тот покачал головой, словно говоря: «нет уж, приятель, разбирайся сам». Вздохнув, спросил:
— Лин, мы можем поговорить наедине?
Я сузила глаза и оценивающе взглянула на него, постукивая пальцами по бедру:
— Хорошо, идем, — и добавила, обращаясь к ребятам, — а вы продолжайте заниматься!