— Как и Бенедетто Деи, который станет нашим проводником — у него ведь есть опыт путешествий по Востоку.
— Может быть, но мне здесь ещё кое-что надо закончить.
— Не стоит, Леонардо, — сказал Тосканелли. — Здесь тебя не ждёт ничего, кроме боли, а возможно, и смерти.
— А что ждёт меня на Востоке? — спросил Леонардо у Куана.
— Быть может, и смерть, Леонардо, но, по крайней мере, не бесцельная. Ты обнажил бы меч христианства против оттоманов. Турки — враги не только всей Италии; они также и враги Деватдара. Если Великого Турка и его воинство не остановить — вся Италия и весь христианский мир будут порабощены. Они падут так же неизбежно, как пал Константинополь. Ни один край, даже самый отдалённый, не будет тогда безопасен. Нигде, как далеко ни беги, тогда не найти спасения. — Тут Куан улыбнулся. — Но этим ведь тебя не соблазнишь, верно? Так что же важно для тебя?
— Ничего, — сказал Леонардо, но стиснул плечо Никколо, словно давая понять, что говорит не то, что думает.
— Я видел твои наброски военных машин и чувствовал... покой. Они ведь просто игра ума, не так ли? Неужели же ты в самом деле пройдёшь мимо возможности воплотить свои мечты в жизнь... дать им плоть и кровь?
— Для этого мне не надо ехать на Восток.
— А, — сказал Куан, — так ты уже получил должность военного инженера.
— Я вёл переговоры по этому поводу с Лудовико Моро Миланским.
— Леонардо, — нетерпеливо проговорил Тосканелли, — Лудовико ещё хуже, чем Лоренцо. Если он примет тебя ко двору, это может угрожать его миру с Флоренцией. И ты думаешь, что он всерьёз считает тебя инженером? Тебя — художника Великолепного?
— Не знаю, — сказал Леонардо, — и более того — мне всё равно. Я пришёл сюда не затем, чтобы...
— Отправляться в путешествие? — договорил Куан. — Но что же ещё тебе остаётся?
Леонардо ничего не ответил, но соблазн был велик: он не мог не воображать летающих машин и начиненных порохом снарядов, которые взрываются среди огромных армий и уничтожают их. Мысленным взором он видел пляску уничтожения и смерти; и его видения искорёженного металла и разодранных тел были столь же нейтральны и естественны, как зелёные холмы и оливковые деревья. Святой, великолепно отлаженный механизм природы.
Настойчивый стук в дверь прервал его грёзы.
— Что там, Филиппино? — крикнул Тосканелли одному из своих младших учеников.
— Там, снаружи... на улицах... беспорядки. Там солдаты, но они...
— Ну?..
— Это турки, маэстро. — Мальчик был заметно перепуган. — Они жгут город. Вы чуете дым?
Все бросились во двор. Сквозь узкие оконца виднелись силуэты солдат.