— А война с Сикстом?
Помолчав, Сандро сказал:
— Мы проигрываем её.
— Расскажи про Айше.
Но Сандро сказал:
— Лоренцо шлёт тебе свои сожаления, Леонардо. Он просил извиниться за него.
— За что?
— За то, что не уважил последнего желания Симонетты. Он был задет и зол. Он хочет, чтобы ты знал: тебе будут рады во Флоренции, и он найдёт для тебя место при себе.
— Будь это правдой, Пузырёк, он написал бы мне сам, — сказал Леонардо. — Уверен, письма у тебя нет.
— Моего слова довольно... как и его.
— Расскажи об Айше.
— Что ты хочешь знать?
— Она спрашивала обо мне?
— Ты любишь её, Леонардо?
Леонардо одарил друга ледяным взглядом, но ничего не ответил.
— Значит, ты тревожишься за неё?
— Да, Пузырёк.
— Она просила передать тебе, что любит тебя, хотя и уверена, что ты должен возненавидеть её за то, что она забрала Никколо. Она простирается перед тобой ниц.
— Не этого я хотел, — сказал Леонардо.
— А чего же?
Леонардо не ответил. Вдали видны были сотни чёрных шатров. На пустынной чахлой траве паслись кони и верблюды, несколько пальм распустили свои метёлки, словно рогоз в зимнем мёртвом саду. У шатров было заметно какое-то движение.
Сандро выругался.
— Что такое? — спросил Леонардо.
— Они снимают шатры. Я-то надеялся, что мы отдохнём здесь хотя бы одну ночь.
— Куда они направляются?
— Ты хотел спросить, Леонардо, куда направляемся мы? Этого-то я как раз и не знаю.
Они скакали всю ночь, пока не добрались до деревни поблизости от Акабы, на северо-восточной оконечности Красного моря. Тысяча всадников на конях и верблюдах пронеслась через селение так, словно брала его штурмом. Там расположились телохранители калифа, и их костры из колючек трещали в сухом воздухе.
Только что рассвело, и небо было серовато-розовым; здешние края были в основном равнинными, хотя поодаль виднелась низкая гряда холмов, неясная, как туман, лишь немногим темнее неба. Скоро, впрочем, солнце развеет рассветные призраки и небо станет чистым и прозрачно-голубым.
Леонардо чувствовал сильный аромат кофе и сладковатый запах жареной баранины и риса, похожие на едва ощутимые благовония. Верблюды ревели, плевались и старались вырвать колышки, к которым были привязаны, но солдаты были начеку. Они поднялись навстречу своему калифу, обнажив мечи. В мгновение ока они повскакали на коней и верблюдов, рубя скимитарами воздух, — звук походил на шорох летящих стрел. Женщины в покрывалах выглядывали из чёрных шатров, любуясь забавами мужчин; шлюхи с окрашенными хной ладонями — те, что не носят покрывал, — выбежали на площадь, готовые отдать новой потехе свои тела, ещё измятые сном и не остывшие от прежних трудов: в лагере мамлюков были важные гости, три тысячи голаумов, солдат персидского царя Уссуна Кассано, повелителя Персии, вождя Аккойнлу — племени Белого Барана.