Глава 26
РАДИ ГЛАЗ... ДЖИНЕВРЫ
Я увидал, взглянув по сторонам,
Что подо мною озеро, от стужи
Подобное стеклу, а не волнам.
Данте Алигьери
В этом (то есть в описании окрестностей Ада)
гениальное изобретение Данте весьма нам
полезно. Я имею в виду разделение наказаний
согласно природе грехов.
Иоганнес Ромберх
Дни миновали без отдыха.
Войско двигалось вперёд, а между тем по всей стране прокатились призывы к оружию. Из одной колонны в двадцать тысяч человек мамлюки калифа разрослись до пяти колонн. Тридцать тысяч из них были цвет его народа, его тяжёлая конница под командой эмиров, которые вместо шлемов носили огромные тюрбаны, украшенные страусовыми перьями. Эти опытные солдаты были вооружены копьями, луками и воронёными саблями, а их куртки были так плотно простёганы, что отражали летящие издалека стрелы. Сорок тысяч представляли собой конницу, состоящую из разбойников кочевых племён, вооружённых пятнадцатифутовыми копьями, маленькими кожаными щитами и арканами, которые эти люди в перерывах между боями оборачивали вокруг головы, как тюрбан. Все прочие солдаты, носившие на тюрбанах красные колпачки, были пешими — их было около пятидесяти тысяч, не считая рабов, и все голодные, злые, жаждущие добычи: нелегко было удержать их от того, чтобы разграбить и сжечь всякое поселение, попадавшееся по дороге.
Даже Леонардо был охвачен всеобщим возбуждением, ибо это было уже не войско, а целый город на марше — как если Каир или Флоренция вдруг стронулись с места. В лагере насчитывалось восемьдесят тысяч шатров, а костров горело столько, что в чистом небе они казались отражениями звёзд. Невозможно было определить, насколько увеличилось войско с добавлением новых колонн, ибо люди толпились и теснились везде, испускали газы, потели, сыпали ругательствами; ночами ёрзали на шлюхах и предавались азарту, на марше сетовали на тяготы пути или восторженно кричали, молились, когда муэдзин призывал их опуститься на колени — гигантский прожорливый рой, затемнивший окрестности, точно стая перелётной саранчи. Все до одного они горели фанатическим религиозным жаром. Казалось, они сумели постичь труднейшую философскую проблему, которая была не по плечу Леонардо и его друзьям: что Айше есть триединство Бога, пола и государства. Они обожествляли идею Айше и на марше однотонно взывали к ней, непрерывно выкрикивая одно и то же: «Mun shan ayoon Aisheh».
Ради глаз Айше.