Леонардо кивнул и пошёл за Куаном через лагерь в самое сердце Калиндры.
— Я слыхал, ты нынче враждуешь со своими друзьями, — сказал Куан.
— Как поживает Америго? — спросил Леонардо.
— Он живёт в моём шатре. Ты мог бы повидаться с ним, но, похоже, ты предпочитаешь общество евнухов.
— А что, Америго... согласен с Сандро? — Леонардо не хотел выдавать себя, не хотел даже намекать на возможность того, что он действительно ответствен за смерть Зороастро.
— Тебе бы следовало поговорить с ними обоими. Сандро не уверен в том, что видел.
— Не уверен?
— Он не так везуч, как мы... у него нет системы запоминания.
Леонардо рассмеялся с нескрываемой горечью.
— Какая система может помочь в такие времена? — Даже обсуждать подобное казалось кощунством; здесь, где воздух был тесен от множества мёртвых душ и испепелённых останков того, что ещё недавно было живой плотью, они говорили о мелких своих огорчениях; перед лицом вечности рассуждали о самой основе эфемерного... и всё-таки о важном, потому что хрупкая связь любви и дружбы существовала даже здесь, где смерть и резня были так привычны, что их переставали замечать.
— Ты знаешь, что здесь произошло? — спросил Леонардо.
— По словам персов, на них напали ночью, и большинство было перебито в своих шатрах.
— Это же бессмыслица! Царь не мог настолько позволить себе размякнуть, чтобы...
— Нет, маэстро, — сказал Куан, — это правда. Всякому случается заснуть.
— Ты знаешь, что я имею в виду, — раздражённо сказал Леонардо.
Куан отвёл от него взгляд и улыбнулся, но в улыбке была ирония.
— Его также превзошли числом, и ему довелось сразиться с отборными янычарами Мустафы.
— Мустафы?
— Это любимый сын Великого Турка. Из всех его сыновей Мустафа больше всего похож на отца, как Зейналь был больше прочих похож на Кассано. Они прятались в горах.
— Значит, царь недооценил его.
Куан пожал плечами. Они проходили мимо незарытой могилы. У края ямы стоял на коленях человек в разодранной одежде, голова его кровоточила в тех местах, где были вырваны волосы; он выл и плакал, содрогаясь неудержимо, как в конвульсиях. Женщина, стоявшая за ним, тоже плакала, пронзительно подвывая и причитая. Хотя Леонардо знал, что не следует заглядывать в могилу, он не смог удержаться. Там были только женщины и дети.
Леонардо и Куан миновали стражу из персов и мамлюков и вошли в мечеть. В большой зале было сумрачно и прохладно. Узорчатые молитвенные коврики были расстелены по всему полу, и свет проникал в высокую залу сквозь узкие сводчатые окна. Уссун Кассано сидел посередине залы. Волосы его лоснились от грязи, простёганная куртка и зелёный тюрбан были залиты чернеющей кровью, и руки тоже были в крови. Леонардо заметил на его руке серебряное кольцо — на это кольцо он не раз смотрел в долгие часы, когда в шатре вместе с Уссуном Кассано ожидал прибытия его сына; каким-то образом в его сознании это кольцо было связано с молитвами. На полу рядом с царём стоял стеклянный сосуд.