Об Овире я был наслышан. Без него в нашем городе ни одну визу на тот свет не выписывали.
— Чем тебе Овир не угодил? — спросил я.
— Да в общем-то угодил.
— Тогда зачем?
— Да так… Интересно, как жизнь после этого обернется.
Я его понял: пресловутая тяга к перемене участи даже на воле покоя нам не дает.
— Сделаем из тебя мину: обложим взрывчаткой, подпустим поближе и взорвем. Будешь этот… хасид. То есть, шахид, конечно. Ничем не рискуешь. Вернешься к своему обычному нормальному состоянию — и всё.
— Может как-нибудь без взрывчатки? — уныло возражал я. — Пистолет или ружье с оптикой.
— Взрывчатка, она брат… Миг — и жизнь вдребезги. Так, что ошметков не соберешь. Не люблю похорон в открытом гробу. У меня некрофобия.
— И все таки как-то бессовестно получается.
— Ты, рома, не умничай. В школе, конечно, нам говорили: это нехорошо, то плохо. Но с тех пор много чего утекло: воды, крови. Мир изменился. Я тоже другой стал. А где совесть была — там крыла выросли.
Что ж, не он один претерпел такие этические мутации.
— Ну а как же… А как же Дробота, что спасет мир? — прибег я к последнему аргументу.
— Мир! А причем тут ты? — И добавил для смеху. — В утешение могу сказать следующее: обещаю свою новую жизнь прожить иначе. Не брать от нее лишнего. Никого без надобности не обижать. Не посягать на чужую жизнь и другие либеральные ценности.
Пили мы, очевидно, до позднего вечера — с перерывами на аперитив. Конец всего этого я не помню. Ни в той, ни в другой голове не запечатлелся конец. Следующей визуальной картинкой был балкон. Влажный, как всегда по утрам, газон. Небо, неубранное после вчерашнего.
Помню, снился под утро сон.
— Я тебе даже две визы выпишу, — говорил Овир, лично вешая на меня тяжелый пояс. — Главное — сделать хорошую мину. А хорошая мина при даже плохой игре разнесет эту игру вдребезги.
Не исключено, что между этими двумя одинаковыми умами тоже существует нечто вроде спутанного состояния, думал я, глядя с балкона, как Витя отъезжает на своем БМВ. И оппонент, сочтя Витины думки для себя опасными, мог бы сработать на опережение. А если нет, то телефон Овира наверняка имелся в Витином мобильнике. Выяснить этот номер, позвонить, предупредить? Переиграть ситуацию?
Тут без стука распахнулась дверь, вошел Витя, сказал:
— Ну что, пора от страшных снов перейти к делу. Знаешь, я тут и повод для убийства подобрал: разногласия в вопросах модернизации экономики. Это сейчас самый модный мотив.
Тут я опять проснулся, и вообще в течение дня засыпал и просыпался множество раз, удивляясь сонливости. Вялость, которую я приписал похмелью, угнетала меня. И безразличие, едва ль не покорность судьбе. То же самое происходило со мной в тюрьме, и бесконечные перезагрузки до того замутили мой ум, что я уже не понимал, кто я и где нахожусь.