Мне тут же захотелось сказать, что и у него своих тайн навалом, но драконье чутье тут же подсказало: он говорит не об этом. Он имел в виду фундаментальное доверие между нами. Чертовщина! Неужели и правда полное слияние с драконом обнажает душу его пары? Я-то пока еще ничего такого не чувствовала!
Исподтишка бросила взгляд на Альку. Она замерла, кажется, даже дышать перестала, но в то же время в глазах сестрицы пылало восхищение.
Перевела взгляд на Дэйма, с силой сжала кулаки, больно впившись ногтями в ладони и решительно произнесла три слова:
— Она моя сестра.
— Что? — отмер застывший было Дэйм.
— Алевтина — моя родная сестра. Та девушка, что показывала Элисия — это я, только там, на Земле. Я умирала, но Велеслава успела переселить меня на Таир, в тело, из которого только что отлетела душа. Это оказалась принцесса Никиэнна. И вот она…я… — мой голос неуверенно замер.
Лицо Дэйма пошло пятнами, но, прежде чем открыл рот, чтобы обвинить меня в очередном вранье, принц замер, затем с видимым усилием успокоился и сказал:
— Поклянись, что это — правда.
— Клянусь, — отозвалась я, уже понимая, что он мне не верит. История и в самом деле дикая.
Но Дэйм только кивнул головой, безоговорочно принимая мою клятву, и спросил:
— Кто-то еще знает?
— Велеслава и Марго, — удивленно ответила я, все еще ожидая, что меня сейчас обвинят во лжи.
Дэймион опустился в кресло рядом с Алькой, все еще не отмершей от неожиданной кульминации нашего разговора.
— И как тебя зовут — по-настоящему?
— Ника. Вероника… Так ты мне поверил? — слабым голосом спросила я.
— Ты сама в это веришь. Это все объясняет, — задумчиво ответил Дэйм.
— Я… можно попросить посмотреть Алькины воспоминания обо мне — там на Земле, — спохватилась я, все еще потрясенная реакцией Дэймиона.
А тот вдруг подскочил с кресла, подошел, нежно взял мое лицо в ладони и негромко произнес:
— Ника. Вероника. Никиэнна. Я же сказал, что приму от тебя любую правду, если она будет правдой. Неужели ты думаешь, я не могу отличить ее ото лжи? Наши души связаны. А главное, мне не придется теперь гадать, почему каждый раз ты от меня закрываешься, ждешь подвоха и боишься. Я с тобой нормально общаться не мог — ты тряслась в душе, как тарешаков хвостик, постоянно опасалась чего-то. Но при этом проявляла безоговорочную отвагу в своих поступках. Только на островах ты была другой — цельной, не раздираемой противоречиями. Но стоило тебе оказаться среди разумных — и все началось сначала. Я не знал, что думать.
Дэйм отступил от меня, охватил взглядом нас с сестрой и попросил: