— Никочка, я тебя так люблю! Пусть в новом мире у тебя все будет хорошо. Будь счастлива, родная!
Я растерялась совсем и завопила:
— Какой еще новый мир?!
— Тут твое тело не восстановить. Никак, — ответила Велеслава. — А там у тебя будет полноценная жизнь. Прощайся с сестрой, еще раз я связь навряд ли установить смогу.
— Стой! — как оглашенная завопила я. Но меня резко потянуло вниз, лицо сестры заколыхалось и преломилось, как будто я на нее смотрела из-под воды, и последнее что я увидела, были огромные Алькины глаза, с дрожащими на ресницах капельками слез.
В голове все поплыло, сердце заколотилось и я подскочила на кровати, вытирая потный лоб и ругаясь себе под нос:
— Надо же такому присниться!
— Пришла в себя, роднулечка, — заквохтал сбоку от меня чей-то голос, и я резко обернулась.
Опять та женщина — из времен моего первого глюка. Или все-таки не глюк? Неужели эта Велеслава меня вытащила из моего же тела и транзитом зафутболила в ту самую девицу, что я только что в зеркале видела? Нервы у меня вообще-то крепкие, в обмороки я никогда не падала, единственный раз — во время аварии мое сознание полностью отключилось. Так что то, что я хлопнулась без чувств — это точно не я, это реакции того дохленького тельца, которое в зеркале отразилось. Я как его увидела, так мне совсем плохо и стало. И чувствую я себя неуютно — как будто в чересчур тесной одежде и на ходулях — все как-то неудобно, неловко и давит. В вот если у меня реакция отторжения начнется — из-за несовместимости? Даже органы при пересадке на совместимость проверяют, а тут — целую меня в другое тело пересадили!
У меня аж все вдруг зачесалось — точно аллергическая реакция пошла! И что делать?!
Смотрю я на няню-горничную, нервно почесываюсь и слышу:
— Неужто опять зуд начался? Чешется сильно? — и в голосе такая забота и волнение, что даже неловко становится.
Ладно, предположим, все это на самом деле. И чего делать-то? Я же ничего не знаю, счастье еще — язык понимаю. И то, что это — не русский, тоже осознаю. А вот всякие там памяти тела, вспышки воспоминаний — ничего этого нет. Но: сogito ergo sum[1]. Значит, поборемся. А главное, я теперь не просто существую, я еще и нормально, полноценно, существую — в физическом плане.
Тут я, на всякий случай, пальчиками ног пушистый ковер загребла еще раз и, успокоившись, что все шевелится и совсем даже не парализовано, говорю:
— Чешется. Сильно очень, — и жалобно на эту женщину смотрю.
Та заволновалась, опять шнурок дернула несколько раз и успокаивающим голосом говорит:
— Дохтур сейчас придет, осмотрит и поможет. Полежи пока, деточка. Сейчас легче будет.